А. А. Любищев
О монополии Т. Д. Лысенко в биологии
Посох Александра Любищева
«Посох мой, моя свобода —
Сердцевина бытия,
Скоро ль истиной народа
Станет истина моя?»
Несомненно, что блестящая плеяда ученых (палеонтолог и эволюционист С. В. Мейен, философ и математик Ю. А. Шрейдер, математик и философ Р. Г. Баранцев, генетик и историк науки М. Д. Голубовский, историк науки и биофизик Ю. В. Чайковский и др.) в 70— 80-е годы XX века и позднее в фейерверке публикаций о феномене А. А. Любищева (1890—1972) сумела привлечь внимание к нему научного российского сообщества. В чем же особенность феномена Любищева — его «посох и истина»? Может быть, в том, чтобы привить его на научную почву. Истина в том, что основные ответы Любищева на злободневные вопросы эволюции, систематики, органической формы, соотношения философии и науки, науки и религии и, возможно, на вопросы, выходящие далеко за пределы биологии, — на порядок глубже, дискутируемых в научной и философской литературе.
Сверхзадача, поставленная Любищевым в молодости, — поиск законов, управляющих биологическим разнообразием, разработка принципов теоретической биологии — поставила его не перед проблемой преодоления здорового консерватизма, а перед проблемой самого догматизма научного мышления, т.е. гораздо шире российских или каких-либо национальных границ.
Твердыня догматизма в науках, возможно, в культуре, оказалась крепкой, и Любищеву пришлось осаждать ее по всем правилам военного искусства, пробуя пробить брешь в ее стенах с разных сторон. Не эта ли причина лежит в основе написания таких разнообразных работ, как «Линии Демокрита и Платона в истории культуры», «Уроки истории науки», «Наука и религия», «Расцвет и упадок цивилизаций»? Книги эти напечатаны много позже смерти мыслителя, но, видимо, пройдет еще немало времени, прежде чем идеи Любищева станут господствующими и среди научного сообщества.
Так что совсем не удивительно, что своим творчеством Любищев не умещался ни в советскую эпоху, ни в XX век в целом. Опубликовав при жизни всего 63 работы по сельскохозяйственной энтомологии и теоретической биологии (в 20-е годы), он оставался не более как «инциндентноспособным человеком» (энтомолог А. А. Штакельберг), «бузотером в высших сферах»(Ф. А. Турдаков), «не еретиком — ересиархом» (генетик П. Г. Светлов).
Итак, в лучшем случае — «возмутитель спокойствия» (по характеристике, возможно, президента ВЭО Г. Я. Бей-Биенко).
Прошло более 30 лет после смерти А. А. Любищева, на сегодня количество опубликованных работ превышает 200, включая 16 книг. Однако это приблизительно седьмая часть архива его рукописных работ; в особенности много открытий ожидают читатели от 28 томов переписки с 700 корреспондентами и от 56 томов конспектов и комментариев. А тем временем начиная с 1973 г. в Ленинграде, а затем в Москве организуются чтения памяти А. А. Любищева, с 1987 г. они продолжаются (ежегодно) В Ульяновске, с 1990 г. (каждые пять лет) в Тольятти, на которых в общей сложности прозвучало не менее тысячи докладов.
В морфологии, систематике, эволюционных представлениях Любищев выступал против монистического подхода к решению проблем, и, кроме этого, считал, что во всех указанных областях биологии действуют специфические, не сводимые друг к другу, законы. Иными словами, не только и не столько естественный отбор «повинен» по общепринятым взглядам и в многообразии жизни, и в эволюции, но совершенно разные законы, включая математические!
В антропогенезе Любищев считал, что на основе всякой эволюционной теории можно прийти к расистским выводам: надежной гарантией от расизма является только убеждение, что человек принципиально другой природы, чем животное…
Научные догмы в идеологизированном обществе казались неприступными, но любищевская антилысенкиана не могла не начаться.
Оценка деятельности Т. Д. Лысенко в центральной печати дана Ж. А. Медведевым, В. Н. Сойфером, В. Я. Александровым, С.. Э. Шнолем и др. Укажем на обстоятельную оценку историка науки М. Д. Голубовского (см. статью «Противостояние» в журнале «Природа», 1990, №5, также предисловие «За честь природы фехтовальщик» к книге А. А. Любищева «В защиту науки». Л., 1991).
Но противостояние научному авантюризму, мгновенно превращающемуся в догмы, разумеется, началось тотчас же, как в советской биологической науке возникла так называемая мичуринская биология.
Под давлением широкой научной общественности, обратившейся в 1955 г. в ЦК КПСС с письмами, подписанными 300 учеными-биологами и физиками (письмо трехсот), Совет Министров 9 апреля 1956 г. освободит Т. Д. Лысенко от обязанности президента ВАСХНИЛ «по личной просьбе».