По возвращении великого князя на Москву, я был ему представлен, когда он шел из церкви в палату. Великий князь улыбнулся и сказал: „хлеба есть" (gleba gest), - этими словами приглашая меня ко столу. Тогда же мне была дана память или памятная записка в Поместный приказ, и я получил село'(Hof) Тесмино со всеми приписными к нему деревнями Андрея Холо- пова, одного из дворцовых людей князя Владимира, на дочери которого был женат герцог Магнус.
1 См. прим, к л. 6 об.
2 Место не вполне ясное. Ср. л. 48 об.
130
Итак, я делал большую карьеру (Da war ich auf der hohen Schul): великий князь знал меня, а я его.
Тогда я принялся за учение; русский язык я знал уже изрядно.
^ ^ Из наших при дворе великого князя в опричнине были только нетыре немца: два лифляндских дворянина: Иоганн Таубе и Еларт Крузе, я - Генрих Штаден и Каспар Эльферфельд; этот /последний был в Германии в Петерсгагене [ланд]дростом и доктором прав. Сердца обоих лифляндских дворян лежали к польскому королевству, (об.) В конце концов они ухитрились со всем •своим добром, с женами и детьми добраться до короля Сигизмунда АвгусГта. Иоганну Таубе король пожаловал мызу Karallen в Лифляндии, а Еларту Крузе замок Трейден на реке Аа (Оска!) По своему высокомерию оба они лишились своих дворов, но теперешний король Стефан опять пожаловал, их, хотя они и не видали описанного мною Поморья Каргополь-Шексна. [Он пожаловал] Иоганну Таубе несколько тысяч моргенов земли в одной местности неподалеку от Ковно, а Еларту Крузе столько же на прусской границе. А ведь они никогда и не помышляли об изложенном мною проекте!
Каспар Эльферфельд и я-мы обратили наши сердца к Римской империи. Первый еще до меня был при опричном дворе великого князя. Он видел, как,- живя в земщине, я наживал большие деньги корчемством, а потому он решил отнять их от меня и устроил следующее. Взял ларь или сундук; снизу в дне прорезал отверстие, положил туда несколько платьев и других вещей, взвалил, все это на сани, запряг лошадей и послал с санями на мой двор двух своих слуг. Они остановились у меня и стали пить. Тем временем Каспар Эльферфельд поехал на Судный двор (Richthof) и бил челом судье, будто бы люди его, выкравши у него несколько тысяч (74) талеров, сбежали со двора. А те- перь-де он узнал, где они укрылись. Пусть судьи дадут ему, как полагается, целовальников и приказных. В Русской земле все люди имеют к таким делам -большую охоту. Когда затем Каспар Эльферфельд пришел на мой двор, как-то странно переодетый, то целовальники и приказные (Befelichshaber) нашли, конечно, и слуг, и сани с лошадьми.
Все были довольны, но Каспар Эльферфельд захотел дать волю своему высокомерию; с досадой он поднялся вверх по лестнице в расчете найти меня в горнице. Ему навстречу по-
9*
131
палея мой слуга Альбрехт с палицей в рухах. Тот, думая, что Альбрехт хочет его ударить, сказал: „Я-Каспар Эльферфельд!“. Тогда мой слуга Альбрехт воздержался - [не стал бить]. Целовальники и приказные забрали и его вместе со слугами, санями и лошадьми Эльферфельда и поволокли его на Судный двор. Перевязанный сундук со всем, что в нем было, был также притащен на суд в присутствии целовальников и слуг Эльферфельда. Тогда Каспар начал свою жалобу: „Государи мои! Эти слуги мои украли у меня 2000 рублей и с ними укрылись во дворе вот этого человека, где я и нашел их в присутствии целовальников. Давай мне назад мои деньги!". Но Альбрехт отвечал: „Нет у меня твоих денег!". „Твой (об.) господин, продолжал Эльфер- фельд, держит корчму и много там бывает убийств". „Позвольте мне, возразил мой дворецкий [обращаясь' к судьям], прямо отсюда, так, как я здесь стою, пройти на его [Эльферфельда] двор. Я хочу доказать, что у него в подклетях (in den understen Stuben) или под полом лежат мертвые тела". Тогда тот струсил, а судьи были очень довольны.
Узнав Об этом, я нисколько не испугался, ибо знал, что Альбрехт действительно докажет сказанное. Я быстро собрался, поехал, сам стал на суд и обратился к боярам (zu den Her- ren): „Вот здесь я сам! Отпустите моего дворецкого". Эльферфельд косо (saur) взглянул на меня, я на него-дружелюбно. Бояре же сказали нам обоим: „Договаривайтесь друг с другом". „Я готов", отвечал я. Итак, мой дворецкий был освобожден, оправдан и отпущен, а я поехал вместе с Эльферфельдом на его двор.
Я рассуждал тогда так: я хорошо знал, что пока я в земщине, я проиграю [всякое] дело, ибо все те, кто был в опричных при великом князе, дали присягу не говорить ни слова с земскими. Часто бывало, что ежели найдут двух таких в разговоре- убивали обоих, какое бы положение они ни занимали. Да это и понятно, ибо они клялись своему государю богом (75) и святым крестом. И таких наказывал бог, а не государь.
[Обратившись к Эльферфельду], я сказал: „Любезный земляк! Я прошу вас дружески, возьмите у меня сколько вам угодно и оставайтесь моим приятелем и земляком". „А сколько же вы готовы дать?" спросил тот. „Двести рублей", ответил я. Этим он удовлетворился. „Однако, продолжал Я, у меня нет сейчас таких денег". „Так напишите расписку (Handschrift)-я готов
132
поверить вам на год". Я написал ему расписку и приветливо передал ее.
Затем мы оба поехали на Судный двор. Здесь мы поблагодарили бояр, и Эльферфельд сказал им, что он удовлетворен. Я заплатил сколько нужно судебных издержек, после чего разъехались - он на свой двор, а я на свой. Он радовался. Да и я не печалился: он мечтал о том, как получит деньги, а я о том, как бы мне его задушить.
Когда в Москву прибыл герцог Магнус, при нем был Иоганн Таубе. Оба они были врагами. Причина: Иоганн Таубе обещал великому князю взять Лифляндию мирным путем (mit Gute), а герцог утверждал, что это невозможно и что надо захватить ее силой. Тогда Иоганн Таубе и Еларт Крузе (об.) были в великой милости у великого князя, а герцог в опале.
Герцог Магнус, суля мне большую благодарность (mit hohem Erbieten), дружески просил меня устроить ему встречу с Иоганном Таубе в укромном месте. Я уговорил Иоганна Таубе притти ко мне на мой двор в опричнине. Здесь встретились они оба в моих новых Хоромах и с тех пор стали опять друзьями.
Тогда- то [Эльферфельд] возвратил мне мою расписку: около меня было много сильных людей, и он видел, как на его глазах я выполняю ответственные поручения великого князя. Я сказал ему громким голосом: „Каспар Эльферфельд! Я порешил так-то и так-то убить тебя на площади у твоего двора близ Судного двора, когда темным вечером ты возвращаешься с опричного двора (vom Hove Aprisnai) за то, что ты так не по-христиански со мной обошелся". Этого тучного и богатого господина, обучавшегося юриспруденции, я ударил этими словами прямо по сердцу, [да] так здорово, что он оробел смертельно и, не говоря ни слова, поднялся и с большим срамом пошел в тюрьму.
Потом я пришел к нему в тюрьму. Он предложил мне все свое имущество на полное (76) мое усмотрение; уполномочил меня, а также моего любезного, ныне уже в бозе почившего, Адриана Кальпа вытребовать вместо него [Эльферфельда] все его лари из английского подворья в Холмогорах, которые он, боясь пожара, отправил туда и спрятал там в каменном подвале. Когда я туда пришел, те не отказали мне. в выдаче и привезли все на двор Адриана. Но я опасался его [Эльферфельда] докторских штук. Все лари и ящики были снабжены документами
133