Выбрать главу

Голова Елены так и не повернулась в его сторону. Взгляд так и остался обращенным внутрь.

Почти минуту Кирилл ждал этого, а потом поднялся с колен и тяжело, опершись рукой о подлокотник, опустился в кресло. Нет, она не ответила ему. Не ответила...

А может она просто не знает о его таланте? Может, она просто запомнила его другим - вечно недовольным, нервно комкающим листы с неудавшимися эскизами ворчуном?

Да, да, конечно! Именно так! Именно так все и обстоит. Кирилл чуть не расхохотался от комичности ситуации, разъяснившейся теперь уже до конца. Он же сам запретил Лене смотреть на портрет, чтобы не смазать, не разбавить впечатление от конечного результата работы. А теперь еще предъявляет ей какие-то претензии! Что она, мол, не оценила его таланта! Не увидела в нем гения! Да откуда... да как она могла?!

Он вскочил с места и легко прошел, почти пробежал по комнате. Нет, ну теперь-то уж точно все понятно! Сначала он сам закрылся от Лены, не позволил ей насладиться его триумфальной работой, а теперь требует, чтобы она видела в нем одаренную личность, таланта, гения! Да он просто не дал ей шанса! И сам же причитает по этому поводу! Нет, ну скажите, люди добрые: нормальный он после этого человек?!

Кирилл чуть было не рассмеялся, но сдержался-таки и, остановившись перед портретом, обхватил лицо, чувствуя как пылают под ладонями щеки. Лихорадочное возбуждение охватило его, заставив голову работать с утроенной силой.

Вот дурак так дурак! думал он, глядя на портрет. Я же сам поставил себя в проигрышное положение, относительно Паши! Если бы Лена знала, если бы она только могла представить себе - от кого она хочет отказаться!!! Да она бы ни за что на свете...

Ну, хорошо, хорошо, не все еще потеряно! Завтра она увидит портрет. Завтра она увидит его шедевр. Завтра она поймет, что благодаря ему уже стала второй Мона Лизой. Что он, по сути, обессмертил ее.

Ах, жаль только - Паша в этот момент будет рядом с ней! Вот это - жаль. Вот это правда - очень жаль...

А если...

Еще одна гениальная мысль (косяками они ходят, что ли?!) пришла ему в голову. Паша-то возвращается где-то в районе обеда. Значит...

Он решительно подошел к картине и, взявшись за раму, снял её с мольберта...

*

-Просьбу? - она удивленно приподняла бровь. - Какую еще просьбу?

-Нет. - твердо качнул головой Кирилл. - Сначала пообещай, что выполнишь ее. Ручаюсь: ничего сверхъестественного я у тебя не попрошу. - прибавил он, видя как нахмурилась Лена.

Она помедлила всего мгновение, а потом улыбнулась:

-Хорошо! Обещаю выполнить любую твою просьбу.

Кирилл удовлетворенно кивнул.

-Чего же ты хочешь? - подстегнула его Лена, видя, что он не торопится. - Что у тебя за просьба?

Кирилл улыбнулся:

-Я хочу, чтобы ты посмотрела на мою картину.

-Посмотрела на твою картину? Ну а как же иначе-то? Или ты полагаешь: мы заплатим тебе за работу даже не взглянув на нее?!

-Да нет, ты меня не так поняла. - покачал он головой. - Я хочу, чтобы ты взглянула на картину сейчас. Прямо сейчас.

-Прямо сейчас? То есть раньше, чем приедет Паша? - уточнила Лена. - А зачем? Я думала, мы сделаем это вечером, в парадной обстановке. Представляешь: все в сборе, торжественный ужин при свечах, падает ткань и нашему взору открывается шедевр!

-Сильно. - оценил Кирилл ее план. - Единственное, ты забыла ритуал перерезания ленточки и торжественные фанфары, а в остальном все просто - супер! - он остановился. - Однако мне бы хотелось, чтобы ты взглянула на картину прямо сейчас. Я ведь не многого прошу? Нет?

-Нет. - пожала она плечами. - Не многого. Но - зачем? Зачем разбавлять ощущение новизны?

Почти минуту Кирилл сидел молча, любуясь как она, маленькими глоточками пьет кофе. Наконец Лена поймала его взгляд и замерла, глядя на него поверх чашечки. Легкий дымок соскальзывал с фарфорового ободка и поднимался вверх, играя с безупречными чертами ее лица...

-Просто я так хочу. - ответил он, наконец. - Хочу, чтобы ты взглянула на картину прямо сейчас. Хорошо?

-Хорошо. - она улыбнулась и поставила кофе на стол. - Идем наверх, к тебе?

-Это лишнее. - ответил он, поднимаясь из-за стола. - Картина здесь, в гостиной.

Лена кивнула и поднялась следом.

Кирилл распахнул дверь в гостиную и пропустил ее вперед.

-Прошу вас, мадам! - галантно поклонившись, он подал ей руку и проводил к креслу стоявшему напротив картины.

-Благодарю вас, маэстро! - улыбнулась она, усаживаясь. - Итак?

-Итак... - Кирилл подошел к мольберту и взялся за накидку, укрывавшую портрет.

Откровенно говоря, он жалел, что в это мгновение в гостиной действительно не играет торжественный марш. Это, пожалуй, еще больше усилило бы эффект, который должно было произвести его творение... нет, его шедевр. Ведь, в сущности, что такое шедевр? Шедевр это - такая работа, заканчивая которую творец искренне завидует тем, кто увидит ее впоследствии.

...Ночью он спустил картину вниз и, установив посреди гостиной, заботливо прикрыл накидкой, чтобы ни один посторонний взгляд не коснулся ее раньше времени. А потом сходил наверх, за "Инкерманом", и, усевшись напротив своего шедевра, до самого утра рисовал в воображении картины грядущего триумфа.

Картины были - одна слаще другой.

Он оторвался от этого занятия, только когда Мария разбудила его и пригласила в столовую, к завтраку...

...Да, Мендельсон был бы сейчас как раз к месту! подумал он, медленным, интригующим движением освобождая полотно от бархатной накидки.

Он хотел увидеть глаза Лены в первый же миг, но не удержался и взглянул на картину.

Она была совершенна.

Портрет, выполненный на неведомом ранее Кириллу уровне, обрамляла массивная резная рама из темного мореного дуба. Большая, ярко надраенная медная табличка огнем сверкала внизу, посредине. На ней крупной славянской вязью было выгравировано: ЕЛЕНА ПРЕКРАСНАЯ.

В конечном итоге он остановился именно на этом названии. Оно действительно было лучшим. Другие варианты, при всей своей оригинальности, не отражали настолько полно сути картины, всей ее глубины и избыточности. Это был как раз тот случай, когда внешняя простота названия, перекликаясь с внешней же простотой произведения, будто бы намекала на некий подтекст, укрытый незамысловатым сюжетом.

Оставалось надеяться, что у Лены хватит зоркости прочесть это послание.

Упустив всего одно мгновение, Кирилл обернулся к ней.

Она сидела в кресле, откинувшись на спинку и небрежно заложив ногу на ногу. Руки ее лежали на подлокотниках, и пальчики игриво постукивали по дереву, выводя замысловатую мелодию. Головка женщины была чуть склонена к левому плечу.

На лице блуждала непринужденная улыбка человека ожидающего приятного сюрприза.

Она явно еще не понимала, что благодаря гению своего живописца и... возлюбленного уже стала второй Мона Лизой...

А как поймет, вот, поди, обрадуется-то! думал Кирилл, неотрывно глядя на нее.

Почти минуту она спокойно рассматривала картину, не собираясь, как будто, разражаться бурей восторга. Потом, однако, улыбка медленно сползла с ее лица...

Ага! Дошло-таки! Кирилл замер в предчувствии, глядя, как ротик Лены слегка приоткрылся, словно у нее перехватило дыхание... от восторга. Помимо этого, восторг отразился и в глазах женщины, остановившихся и расширившихся вдруг. Напряжение словно электрический ток пронзило все ее тело. Она резко выпрямилась, а пальцы ее с такой силой впились в подлокотники кресла, что тут же побелели. Впрочем, не они одни - от лица Лены отхлынула, казалось, вся кровь, и оно мгновенно сделалось снежно-белым.

Потрясение, на грани шока охватило ее.

Опасаясь, как бы его бесценную Мона Лизу не хватил удар, Кирилл улыбнулся и сделал шаг к ней, чтобы успокоить и...

-Ты!!! - он даже не заметил, как она оказалась на ногах. - Ты, подонок! Ты, мерзавец! - потрясение, растерянность, шок мгновенно уступили место ярости. Она снесла их, как кипучие вешние воды сносят старую, траченную временем плотину. - Ты... - она буквально задохнулась от гнева, осязаемого настолько, что Кирилл, ошеломленный и оглушенный, невольно сделал шаг назад. - Ты... Как ты посмел?! Как ты посмел?!! Откуда?! Откуда ты узнал?! Я тебя спрашиваю: откуда ты узнал?! - она шагнула к нему и Кирилл, окончательно смятенный, снова попятился: в глазах Лены, в ее крепко стиснутых кулачках было столько ярости, что, казалось, - она может испепелить.