У нас еще будет возможность порассуждать на эти темы, а в данный момент я бы хотел ограничиться тем, что в моей судьбе отчеты на бюро, на коллегии и т. д. сыграли немаловажную положительную роль. Мне есть что сказать, в-шестых, и в-седьмых — и все со знаком плюс. Ну, а бесполезность заседаний очевидна, если их проводят малокомпетентные люди, для «галочки». И такое, увы, случалось.
Бюро ЦК, которое вел Н. А. Скворцов, прошло на высоком профессиональном уровне. На многое нам пошире раскрыли глаза, была и взбучка, была и конкретная помощь. Решение бюро буквально всколыхнуло рабочих Балхаша, дела пошли увереннее и успешнее...
Я получил первый трудовой отпуск. Отдыхал в Алма-Ате, жил у старшей сестры Амины Ахмедовны по ул. Карла Маркса, 34. Родители жили на Куртинской улице в западной части города.
В это время в Чимкенте работал мой близкий товарищ Масгуд Бакаев. Я написал ему письмо, намекнул: — приезжай, мол,— мы с Бакаевым в один день защищали дипломы, а позднее — и снова в один день — кандидатские диссертации. Бакаев ответил мне очень быстро, а в конверте лежало другое письмо, которое он просил вручить хорошей знакомой его жены Зухре Ялымовой, проживающей на Фурманова, 125. В то время она работала бухгалтером в Наркомате совхозов. Я отправился по этому адресу, вручил письмо и познакомился с Зухрой. Она была очень привлекательной, начитанной, развитой и серьезной девушкой. Она понравилась мне с первого взгляда, и я сказал ей об этом. Мы встречались почти каждый вечер, бродили по улицам города, ходили в кино, прослушали весь репертуар гастролирующей в Алма-Ате Свердловской оперетты, которая выступала в Летнем театре, находящемся на углу улиц Карла Маркса и Советской. Наша дружба с каждым днем укреплялась. Когда я уехал в Коунрад, мы с Зухрой регулярно переписывались.
Отпускное время кончилось, и я вернулся на рудник. Началась наша повседневная беспокойная жизнь. Важные события той поры: получение первого концентрата из руд Коунрада в апреле 1938 года, а в мае — первого штейна. В конце ноября на рудник поступила приятная весть о том, что на заводе 24 ноября 1938 года металлурги выплавили первую балхашскую медь. Этот день считается началом производства меди на Балхаше. Первый слиток находится в Москве, в музее Революции.
Судя по всему, в Москве с энтузиазмом восприняли эту новость, Президиум Верховного Совета СССР наградил большую группу рабочих и инженерно-технических работников орденами и медалями. Я был награжден медалью «За трудовое отличие». Это была моя первая награда. В июле 1939 года все награжденные были приглашены в Москву, в знаменитый Свердловский зал Кремля. Награды вручал М. И. Калинин. Атмосфера в зале царила торжественная, приподнятая.
— Кто-нибудь хочет выступить от имени награжденных? — спросил М. И. Калинин.
—Мен! — крикнул взволнованный металлург из Чимкента и устремился к трибуне. Об одном забыл мой земляк: Калинин не знал казахского языка, но слушал очень внимательно и согласно кивал головой. Потом попросил:
— Хотелось бы услышать перевод.
Я сидел в первом ряду. Услышав просьбу Калинина, я встал, подошел к столу и перевел горячую речь металлурга. Балхашцы сфотографировались с Михаилом Ивановичем. Он шутя сказал: «Вас, оказывается, много, а меди даете пока мало». Когда фотографировались, он усадил меня рядом с собой.
А как нас встречали дома! С оркестром, с цветами. На вокзале состоялся митинг, на котором все выступавшие призывали горняков к новым производственным успехам и победам. Слова вроде бы. Но они доходили до сердца. И в ответ на награждение рудник заработал еще лучше...
Наступил сентябрь 1939 года. Я получил указание выехать в Алма-Ату в распоряжение. ЦК Директором рудника назначили переведенного из Урала Бутенко. Я сдал ему дела. Вечером вместе с инженером Мусиным поднялись на самую высокую точку Коунрада, погрустили, повспоминали о делах наших и чуточку возгордились, зная, что мы строили один из крупнейших рудников в мире. Мы стояли молча, слушая, как на горизонтах рычат экскаваторы, зачерпывающие ковшом руду, густую дробь буровых станков, свистки паровозов, вывозящих руду, перекличку карьерных электровозов. Я привык к этим безалаберным производственным шумам, они как бы подтверждали, что идет нормальный рабочий ритм. Мне было грустно прощаться с инженерами, рабочими, которые навсегда оставались моими хорошими товарищами. С сожалением расставался с карьером, где каждый уступ, каждая траншея стали моими инженерными заботами, воплощением нелегкого труда. Я был одним из участников возникновения этого рудника-гиганта, все здесь для меня было дорого, здесь начиналась моя инженерная работа. Трудные это были годы, но светлые. Их суровая явь была овеяна комсомольской романтикой, революционным, боевым и трудовым примером наших отцов и старших братьев. И я убежден: кто был участником событий тех незабываемых лет, поднимал промышленные гиганты страны, крепил ее оборону, не жалел для общего дела ничего — тот навсегда остался молод душой.