Выбрать главу

Словом, большой наш погреб, кирпичный изнутри, заполнялся всевозможными солениями. Овощи осенью покупались на базаре, привозились возами, перебирались и закладывались в подпол под кухней.

Яблоки тоже привозили возами в больших корзинах из сада дяди Валентина. Антоновку закладывали в ящики с соломой в чуланы, мочили 12-тиведерную бочку, сушили. Варили варенье и ели очень много.

Меды нескольких сортов привозили с ближайшей дачи. Все это я запомнила потому, что распоряжалась всем этим, принимала и распределяла все это Кока, а я всегда бегала за ней неотступно. Занимать меня играми никто не думал, если я не уходила только в гости к своим сверстникам Манечке или Шурику, или ко мне приходили поиграть соседи Наташа и Игорь Жадины. Любимое занятие Шурика было лазить по крышам и, несмотря на запреты, мы, девочки, лазили за ним по надворным постройкам. Хорошо, что все это обошлось благополучно.

Может быть поэтому моя Кока всюду и брала меня с собой, что видела: кроме нее никто не обращает на меня внимания.

Вот такое было большое и хорошо организованное хозяйство, и казалось, что невозможно иначе и, надо сказать, что было так заведено почти во всех домах — где победнее, там в меньших масштабах. У нас руководство всем этим осуществлялось Кокой. Маму это очень устраивало. Отношения между ними были хорошие. Может быть и возникали недовольства друг другом, но я этого никогда не замечала. Впоследствии мама говорила, что редко можно встретить в жизни человека лучшего, чем ее свекровь. Кроме того, у обеих характеры были добрые и деликатные в высшей степени и недовольство друг другом в форме обидной ни та, ни другая не могли высказать.

Мама больше занята была детьми и очень много читала — все свободное и не должное быть свободным время и очень часто уходила в гости к Гладковым (теперь я думаю, что это не очень нравилось Коке). Кока, освободившись от хозяйства, вязала. Вязала она и необходимые для детей варежки и проч., и более сложные вещи: салфетки, покрывала, кружева.

Прислуга называла их за глаза «старая барыня», «молодая барыня» (приказали, например), а в глаза — просто барыня или по имени и отчеству.

Папа ходил в магазин как на службу, ездил по делам магазина в Москву, Нижний и даже куда-то в Сибирь с доверенным приказчиком. Иногда ездил на лошади на дачи: «дальнюю» и «ближнюю» по каким-то делам. На ближнюю дачу, бывало, брал меня с собой. Однажды, возвращаясь с ближней дачи, мы видели волка и были под угрозой нападения. Это было зимой. Ехали мы с папой на саночках, запряженных лошадью Нюркой, трусили не торопясь, и вдруг папа увидел за пригорочком волка (он так рассказывал). Он показал мне на это место, и мне помнится, что я тоже увидела, но не всего волка, а только большие серые уши. Папа посадил меня на дно саней, велел крепко держаться за его ноги, чтобы не вылететь, подхлестнул лошадь и мы понеслись очень быстро, только комки снега летели из-под копыт, по-видимому, напуганной лошади. Так благополучно прискакали мы в деревню, расположенную на нашем пути.

Вечера, особенно зимние, проводились мамой и папой в чтении или в гостях. Мы оставались с нянькой и Кокой. Хочу отметить одно из отрицательных явлений моего детства.

Как правило, дети младшие играли в детской, у Коки сидели за самоваром ее гости — старушки опекаемые или родственники, а я, соскучившись слушать «божественное», чему посвящались разговоры гостей Коки, уходила в комнату горничной Паши, где тоже собиралось общество из прислуги своей и соседской. Разговоры там велись о страшных случаях. Рассказывали о покойниках, выходящих из гробов на кладбищах, о жестокостях разбойников и о прочем в таком роде. Коке я не рассказывала об услышанном, потому что она не пускала бы меня слушать все это, а я хоть и боялась, но хотела знать обо всем этом и верила во все выдумки. Будучи храброй в 4−5 лет, в 6 лет я уже боялась темноты, боялась одна оставаться в комнате. Все услышанное у Паши мне живо представлялось. Это были зимние вечера. Летом же все время проходило в играх во дворе или в саду. Должна сказать что при двух няньках, если я не была с Кокой, то была беспризорной. Видимо, Кока моя это понимала и всюду, куда хотела идти или куда нужно было ей идти, брала меня с собой.