В феврале я приехала домой. Учительница, которую я замещала, поехала со мной в Муром, ей хотелось увидеться со своей сестрой, жившей там, и даже на нашей улице. Наняли мы лошадь и ехали в санях-розвальнях на сене целый день. Как нам было хорошо! 40 км лошадка пробежала за 12 часов с отдыхом в середине дня.
Дома мне все были очень рады. Привезла я кое-какие деревенские гостинцы и опять стала безработной до осени. Временно, 1 месяц, была еще в одной деревне, да немного работала в больнице — но все это было не то — грустно и утомительно.
Продолжение знакомства с Тимой, довольно частые его посещения нашего дома, прогулки в Окский сад и просто по городу очень скрашивали мою жизнь. Его дружеским вниманием я гордилась. Другие молодые люди, знакомые мои и моих подруг, не выдерживали никакого сравнения с ним. Но в конце лета он должен был уехать в другой город — Грозный — на нефтеперерабатывающий завод, где он получил работу в качестве инженера, что ему, конечно, больше подходило, чем-то, что он имел в Муроме. Итак, мы расставались, и я была уверена, что навсегда.
Осенью опять начались мои «хождения по мукам» в РОНО и на биржу труда. Нигде ничего не обещали, и я решила ехать искать работу в другом городе, где моя фамилия ничего не значила бы.
Я пишу об этом, не только как о кусочке моей биографии, но и потому, что это типично для того времени: не брать на работу «бывших» или детей «бывших».
Решили, что я поеду в город Выксу Горьковского соседнего района. Там в это время работал папа, и там же жила семья брата мамы — Михаила Николаевича Гладкова — главного механика группы выксунских трубопрокатных заводов. Папа жил в одной комнате с какими-то сослуживцами, и я отправилась к Гладковым попросить пристанища ненадолго, надеясь скоро получить место учительницы где-нибудь в деревне. В выксунском РОНО мне сразу пообещали назначение. Но пока предложили заниматься с взрослыми на заводе в группах ликвидации неграмотности. Я обрадовалась — это была оплачиваемая работа.
Через месяц мне предложили ПОСТОЯННОЕ место работы в деревне Туртапка. Деревня эта расположена между Выксой и Навашино в сторону Мурома. Там шла узкоколейка. Маленький паровозик тащил три маленьких вагончика, посредине которых в зимнее время топились печки-чугунки, и было тепло. От Навашино до Мурома 7 км и можно даже было добраться пешком. На воскресенье можно было ездить домой!
Поехала в Туртапку хоть и со страхом, — какие там люди? как меня встретят? — но и с радостью — постоянное место!
Гладковы тоже радовались, мне все казалось, что они боялись, как бы я не осталась у них надолго. Я тяготилась положением квартирантки у них и стеснялась искать отдельную квартиру. А тут все разрешилось, за меня были рады и приглашали меня в гости.
Семья Гладковых состояла тогда из 3 человек: дяди Миши, тети Веры и дочки Верочки в возрасте 29 лет. Была у них и прислуга, жили они хорошо. Но забот, наверное, хватало — старшие дети Леля, Коля и Анатолий работали и учились в Москве. Но это опять отступление, а если по порядку — приехала я в Туртапку.
Проработала я там 2 года. Школа там была 4-хкомплектная. 4 класса и 4 учительницы. Заведующая Анастасия Ивановна — 35 лет, Соня Клементьева, Полечка Меринова и я — от 18 до 28 лет. Я была самой младшей. О! Как я была им тогда благодарна за ласковый прием! Как я благодарна им сейчас, спустя много лет! Они не знали, как я была измучена жизнью в свои 18 лет, как были расстроены мои нервы. Каждый день я пила валериановые капли. Но молодость, определенность жизни и дружба с Соней и Полей действовали на меня успокаивающе.
Эти 2 года жизни с ними были хорошими. Беспокоило всегда только положение семьи. Денег на жизнь не хватало, хотя к заработку папы ежемесячно прибавлялась половина моей зарплаты и какая-то часть Лениных заработков. Он за это время окончил школу и выдержал вступительные экзамены в Московский университет, но не был принят, и вынужден был поступить на Казанскую ж/д сцепщиком вагонов, чтобы стать рабочим с 2-хгодичным стажем, а не сыном лишенца. Остальные дети учились в средней школе и по очереди нянчили маленького Алика.
Кто-то из детей должен был оставаться дома, чтобы дать возможность маме сходить в магазин или на базар и приготовить пищу. Чаще всех оставалась Шура. Все были очень плохо одеты. Очень быстро исчезло куда-то все, что осталось от прежнего благополучия. Куда-то исчезли шубки и пальто, сшитые для меня, Лени, Коли и Миши. Мы их, конечно же, не износили, выросли, и в них могло быть тепло нашим младшим братьям и сестрам. Но они исчезли!