Что же касается остальных рожденных Геей водных бассейнов, процитированный выше текст Гесиода дает почву для разногласий, и разные переводчики трактуют его по-разному. В. Вересаев считает, что Гея, без участия мужа, родила «шумное море бесплодное, Понт». При этом создается впечатление, что «море» (греч. «пелагос») – это и есть Понт (тем более что «Понт» тоже переводится как «море»). После чего возникает естественное недоумение, потому что Понт никак нельзя назвать «бесплодным» – один только Гесиод перечисляет пятерых его детей. А если верить Гигину, то и все морские рыбы произошли от брака Понта и Моря{188}. Г. К. Властов[64] пытался разрешить это противоречие, добавив в своем подстрочном переводе «Теогонии» союз «и», которого нет в оригинале:
…и также родила бесплодное море, бешено вздымающееся,
И Понт без участия желанной любви…{189}
Из этого (достаточно произвольного) прочтения следует, что Гея родила два водных бассейна – Море (Пелагос) и Понт. Кстати, рожденное ею Море-Пелагос, очевидно, не тождественно тому морю, от которого, согласно Гигину, Понт имел детей-рыб, потому что, во-первых, Пелагос мужского рода, а во-вторых, греки знали еще и третье обозначение (и, соответственно, божество) моря – Таласса, или Фаласса (женского рода){190}. Вероятно, именно ее имел в виду Гигин, когда писал, что от Понта и Моря (римлянин использует латинское слово Mare, среднего рода) произошли «рода рыб»{191}.
Таласса была морем «вообще». Что же касается морей Пелагос и Понт, то, предположительно, первым словом называли преимущественно западные (относительно Греции) моря, а вторым – восточные{192}. Греки времен Гесиода из восточных морей, помимо Эгейского, знали Геллеспонт (пролив Дарданеллы, который они тоже называли морем), Пропонтиду (Мраморное море) и Аксинский Понт (Негостеприимное море, которое по мере его освоения было переименовано в Эвксинский Понт, или Гостеприимное море, – сегодняшнее Черное). Позднее, когда греки и особенно римляне говорили просто «Понт», они обычно имели в виду именно Черное море (или же провинцию Понт, расположенную на его малоазийском берегу). Но во времена Гесиода Аксинский Понт был еще настолько мало освоен, что выделять его в качестве особого божества, видимо, не имело смысла, тем более что и близлежащие моря этого не удостоились. Следовательно, Понт, сын Геи, – это, возможно, совокупность восточных морей: Эгейского, Геллеспонта, Пропонтиды и Аксинского Понта. Три из четырех этих названий включают в себя слово «понт». Что же касается Эгейского моря и его составляющих (например, Икарийского), то Гомер довольно часто употребляет применительно к ним слово «понт»{193}.
Впрочем, все эти соображения основываются на допущении, что Гея породила несколько морей, тогда как из текста Гесиода это напрямую не следует. Но некое море, называемое Понт, Гея, во всяком случае, родила, и этот ее отпрыск, в свою очередь, стал многодетным отцом и родоначальником огромной семьи божеств, преимущественно морских.
Таковы дети, рожденные Геей на самой заре мироздания.
Третьим самозародившимся божеством (и сущностью) греческой Вселенной был Тартар. Он являл собой одно из отделений подземного мира, а позднее и мира загробного. (Во времена, когда он появился, загробного мира еще не существовало, поскольку до рождения тех, кто мог бы туда попасть, оставались многие века или даже тысячелетия.) Второе такое отделение – «угрюмый Эреб», который вместе с Ночью родился из Хаоса. Тартар был старше и лежал на большей глубине, чем Эреб. Оба этих геофизических образования использовались верховными богами в качестве тюрьмы для других божеств. Позднее, в эпоху правления братьев Кронидов[65], Эреб был превращен в загробное царство{194}, называемое Аидом по имени своего владыки. Тартар тоже находился под властью бога Аида, но как отдельная область.
Зевс у Гомера сообщает, что расстояние от Аида до Тартара равно расстоянию от Земли до Неба. Он грозит непокорным ему богам:
…швырну я ослушника в сумрачный Тартар,
Очень далёко, где есть под землей глубочайшая бездна,
Где из железа ворота, порог же высокий из меди, –
Вниз от Аида, насколько земля от небесного свода{195}.
Гесиод даже выводит Тартар за пределы Земли, считая, что Земля с ее «корнями» лежит над ним:
Медной оградою Тартар кругом огорожен. В три ряда
Ночь непроглядная шею ему окружает, а сверху
Корни земли залегают и горько-соленого моря{196}.
Поэт сообщает, что значительно позже, после воцарения Зевса, Гея-Земля отдалась «объятиям Тартара страстным» и имела от него ребенка. Тот факт, что Гея вступила с Тартаром в любовную связь, тоже подразумевает, что он существовал отдельно от Земли. С другой стороны, непроходимой границы между земной поверхностью, Эребом (он же Аид) и Тартаром не существовало. Тартар входил в систему загробного мира, которым позднее стал управлять бог Аид, и был, по сути, гигантским подземельем, расположенным на огромной глубине, поэтому рассматривать его в отрыве от Земли очень трудно.
Четвертым из перворожденных божеств был Эрос (Эрот, греч. «любовь»)[66]. Позднее легкомысленные греки и римляне объявят Эроса сыном Афродиты, капризным и жестоким ребенком (или юношей) с золотыми крылышками за спиной и любовными стрелами в колчане. Но, по мнению Гесиода, это было одно из древнейших божеств – гораздо более древнее, чем Афродита, появившаяся на свет сравнительно поздно. Такого же мнения придерживается и поэт II века до н. э. Бион Смирнский, писавший от лица Эроса:
Глянь на меня! Некогда был силой моей свергнут Уран;
царь я Земли широкой.
Ты не дивись, видя мой лик; он еще юн, но опушен
бородкой;
Был я рожден в мраке веков, в царстве Ананкэ[67] древней.
Было тогда гнету ее подвластно
Все на Земле живое,
Даже эфир.
Хаоса сын
Я, не Киприды[68] чадо
И не дитя с крыльями, сын Ареса[69];
Я, не гневясь, власти достиг, я завлекаю лаской;
Недра земли, глуби морей, купол небес – воле моей
покорны.
Я у богов отнял их жезл, древнюю мощь их захватил, стал я
судьей над ними{197}.
Авторам настоящей книги эта версия представляется весьма резонной – в том смысле, что, не будь Эроса, Вселенная попросту остановилась бы в своем развитии, не успев сформироваться. Ведь уже Океан, окружающий Землю, был рожден от любовной связи Геи и Урана. От аналогичной связи Ночи и Эреба, согласно Гесиоду, рождены Эфир и День (появление такого потомства у столь «темных» родителей кажется удивительным, ведь слово «эреб» у греков означало «мрак»):
Ночь же Эфир родила и сияющий День, иль Гемеру:
Их зачала она в чреве, с Эребом в любви сочетавшись{198}.
Не родись Эфир и День в нужное время, это могло бы привести к самым плачевным для Вселенной последствиям (тем более при наличии уже существующих на тот момент «черной Ночи», «сумрачного Тартара» и «угрюмого Эреба» и при том, что до рождения Гелиоса-Солнца было еще далеко). Эфир в греческой Вселенной – не просто верхний слой атмосферы, но еще и источник света{199}, в определенном смысле он мог заменять Солнце (поэтому рождение Дня в те времена, когда Солнца еще не было, не должно удивлять слишком придирчивых исследователей). Но, не будь Эроса, Ночь не вступила бы в любовную связь и мир не получил бы ни Эфира, ни Дня, поэтому факт зарождения Эроса в числе четырех первых божеств можно считать в равной мере и благодатным, и доказанным.
194
Гомер. Одиссея. XI.35–36, 564. Здесь и далее цит. по: Гомер. Одиссея / Пер. В. В. Вересаева. – М., 1953.
195
Гомер. Илиада. VIII.13–16. Здесь и далее цит. по: Гомер. Илиада / Пер. В. В. Вересаева. – М., 1949.
197
Палатинская антология. XV.24 / Пер. М. Е. Грабарь-Пассек // Феокрит. Мосх. Бион. Идиллии и эпиграммы. – М., 1958. С. 186.
199
Симпликий. Комментарий к «Физике» с. 32, 6 и сл. // ФРГФ. С. 380; Мнения философов (Стобей). II.20.10 // ФРГФ. С. 542.