Въ Чердыни живетъ еще старина руская, какъ при царяхъ, и притомъ старина не раскольничья: речь напоминаетъ здѣсь Киршу Данилова и Посошкова. Говоръ нѣсколько протяжный, но не вялый, не дзекаютъ, мѣстами цокаютъ, охотно оканчиваютъ глаголы на и: ходи́ти, говорити, жеччи (жечь), теччи, леччи; гони́ть, вм. гнать; зидежи́ть, вмѣсто задѣть; стрѣ́лить, вм. выстрѣлить; шшука (щука), умываешша (ешься), цудо, огнёвъ, книговъ; привѣ́тъ гостя: здорово въ избу! отвѣтъ хозяина: полѣзай на избу! т. е. просимъ. Въ Чердыни, вѣроятно отъ пермяковъ, взятъ обычай прибавлять ко глаголамъ некстати ся: я шился, мылась (стирала бѣлье), садилась въ огородѣ, даже трепалась ленъ и пр.
Въ Верхотурьѣ почти все то же; замѣчательно только, что ф иногда замѣняютъ буквою х, а наоборотъ почти всегда: до сифъ поръ, тѣфъ, этефъ, многифъ, добрыфъ; увѣряютъ — чего я самъ не слышалъ — будто тамъ же ставятъ третье лицо глагола вмѣсто перваго: я сдѣла’тъ, вместо: сдѣлаю. Есть сибирскія (новгородскія?) ударенья: гово́ръ, множе́ство; сибирское чего, вмѣсто что́, и вопросъ: чьихъ вы? вм. какъ вы прозываетесь? также: восударь, восподинъ, восударство; на Гороблагодатскихъ заводахъ выдаютъ хлѣбъ по билетами и возятъ его конямъ; носятъ вода, косятъ трава́.
Въ Осѣ и Кунгурѣ ставятъ ш вмѣсто ч, щ: свѣшя, шши; дѣлать рукамъ, отдать дѣтьми; емя́, вм. имъ; слышно также: свича, сидить, но на заводахъ говорятъ: свѣча, сидѣть.
Въ Екатеринбургѣ наречіе то же, съ примѣсью еще болѣе сибирскаго, и при всемъ томъ съ признаками новгородскаго: вми́стѣ, витеръ, звирь, дили́ть; чей (чай), озе́бнуть (озябнуть), потере́ть (потерять); гледи́, сястриса, какой молодесъ на улисѣ; лисо твое цево́-то не ладно; а на цево это (на что́)? Твѣты, бачкя, обвѣтъ (обѣтъ), обвязанъ (обязанъ), бога́тество; смыселъ, фали́ть, фа́стать, ходить босымъ ногамъ по улисами, продать мука́, богачевъ, людевъ, куплять, звоня́ть (некакъ звоняютъ? т. е. звонятъ), высокя́нной, долгя́нной; охотно вставляютъ: ну, то, ко, ся, бы; примѣсь суздальскаго (владимірскаго или ярославскаго) оказывается, напримѣръ, въ частичкѣ т’во́но-ди, т’во́но-дки и пр.
Въ Шадринскѣ языкъ чище прочихъ мѣстъ Перми: не услышишь уо, ни-же ь, я, ю, у, шш, ц, вмѣсто ъ, е, я, а, щ, ч; раздѣлъ, мѣра, вѣсъ, рѣка, свѣтъ, не искажаются, но говорятъ: ми́рять, дили́ть, ричь, звирь; купить корова, срубить изба; 3 л. вмѣсто 1-го: я это сдѣлаетъ, я дойдетъ; здоровящей, худящей; что́ произносится чисто; не путаютъ ф, х. Въ Ирбитѣ говоръ вполнѣ сибирскій.
Особыя пермскія слова:
Суго́рокъ — пригорокъ.
Веньгать — плакать.
Ва́толить — пустобаить.
Зубы́лда — зубоскалъ.
Е́стенный — зажиточный.
Дыбать — шататься.
Подскоръ — мѣхъ, на шубу.
Ба́словка — побасенка.
Сѣчи́ще — подсѣка, чищоба.
Оследни́къ — срубленый и очищенный строевой лѣсъ.
Верхни́ца — сарафанъ.
Вила́вый — лукавый.
Вю́бродки — ото́пки.
Олонецкая губернія по говору опять ближе къ новгородской, какъ встарь писали и какъ нынѣ олончане произносятъ. Речь олончанъ скорая, бойкая, нараспѣвъ и говоркомъ; бабы и дѣвки переносятъ удареніе по этому распѣву, напримѣръ: въ городу́, жи́ветъ, спро́си; по́ди, во́зьми, и повышаютъ голосъ въ концѣ речи, которая у нихъ всегда выходитъ будто вопросительная. Мѣстами легонько цокаютъ, но всего замѣчательнѣе произношеніе окончаній аго, его: по всему сѣверо-востоку, какъ и въ письменномъ языкѣ, букву г замѣняютъ буквою в; здѣсь говорятъ: до́брого, си́нёго, обращая только а въ о. То-же встрѣчается, только изрѣдка, въ другихъ губерніяхъ, напримѣръ: въ Костромской и заволжской части Нижегородской, гдѣ въ весьма многихъ селеніяхъ можно услышать: спа́ського попа, могутно́го, съ произношеніемъ, какъ слова́ эти написаны. Не мало словъ перешло отъ карелъ и зырянъ.