Выбрать главу

Иерусалимский меловой круг

Но слишком просто заработать очки в этих дебатах, используя остроумные перестановки, которые можно продолжать до бесконечности; поэтому прекратим этот воображаемый полемический диалог и вступим наконец в «сердце тьмы» ближневосточного конфликта. Многие консервативные (и не только консервативные) политические мыслители от Блеза Паскаля до Иммануила Канта и Жозефа де Местра разрабатывали идею незаконного происхождения власти, «основополагающего преступления», на котором основываются государства и которым объясняется необходимость преподнесения народу «благородной лжи» под видом героических рассказов об истоках. Принимая во внимание такие идеи, то, что часто говорят об Израиле, оказывается совершенно верным. Израилю не повезло: он был создан как национальное государство с опозданием на сто с лишним лет в условиях, когда такие основополагающие преступления перестали считаться приемлемыми. И самое смешное, что именно интеллектуальное влияние евреев способствовало возрастанию этой неприемлемости!

Во время моего последнего визита в Израиль ко мне подошел израильский интеллектуал, который, зная о моих симпатиях к палестинцам, насмешливо спросил меня:

«И каково вам здесь, в Израиле, этом незаконном преступном государстве? Не боитесь, что ваше пребывание здесь повредит вашей левой репутации и сделает вас соучастником преступления?»

Честно говоря, должен признаться, что всякий раз, бывая в Израиле, я испытываю странное волнение от вхождения в запретную область незаконного насилия. Значит ли это, что я (не такой уж) тайный антисемит? Но что если меня волнует как раз то, что я оказываюсь в государстве, которое еще не стерло «основополагающее насилие» своего «незаконного» происхождения, вытеснив его во вневременное прошлое? В этом смысле государство Израиль всего лишь сталкивает нас с забытым прошлым всякой государственной власти.

Почему же сегодня мы стали более чувствительными к такому насилию? Именно потому, что в глобальном мире, который легитимирует свое существование глобальной же моралью, суверенные государства больше не свободны от моральных оценок, а сами рассматриваются в качестве моральных агентов, которые должны нести наказание за свои преступления, какие бы споры ни вызывала фигура того, кто отправляет правосудие и кто судит самих судей. Государственный суверенитет, таким образом, жестко ограничен. В этом и состоит символическая ценность ближневосточного конфликта: он позволяет увидеть хрупкость и проницаемость границы, отделяющей «нелегитимную» негосударственную власть от «легитимной» государственной власти. В случае с государством Израиль его «нелегитимные» истоки еще не забылись. Последствия этого в полной мере ощущаются сегодня. Вспоминается афоризм Бертольта Брехта из его «Трехгрошовой оперы»: что такое ограбление банка в сравнении с основанием банка? Иными словами, что такое ограбление, которое требует нарушения закона, в сравнении с ограблением, которое производится в рамках закона? Возникает соблазн предложить новую вариацию этого афоризма: что такое террористический акт по отношению к государственной власти в сравнении с государственной властью, которая ведет войну с террором?

Когда отчаявшиеся западные наблюдатели задаются вопросом, почему палестинцы сохраняют такую привязанность к своей земле и отказываются растворить свою идентичность в более широком арабском мире, они требуют, чтобы палестинцы забыли «нелегитимное» насилие, лежащее в основе государства Израиль. В том, что палестинцы возвращают Израилю в перевернутом и истинном виде его же собственное послание, нельзя не заметить некую поэтическую справедливость, отражающую иронию истории. Здесь имеет место патологическая привязанность к земле, предполагающая право вернуться на нее тысячу лет спустя — de facto отрицание детерриториализации, которая якобы характеризует сегодняшний глобальный капитализм. Но этим перевернутое послание не ограничивается. Представим, что сегодняшние СМИ распространили бы следующее заявление:

«Наши враги называли нас террористами… Люди, которые не были ни нашими друзьями, ни нашими врагами…, также использовали это латинское обозначение… И все же мы не были террористами… Историческое и лингвистическое происхождение политического термина „террор“ показывает его неприменимость к революционной освободительной войне… Борцы за свободу должны быть вооружены, иначе их будет легко сломить… Какое отношение к „терроризму“ имеет борьба за человеческое достоинство против угнетения и подчинения?»

Его легко можно было бы приписать исламской террористической группе и осудить. Однако автором этих слов был не кто иной, как Менахем Бегин, написавший их в годы борьбы Хаганы[14] с британскими войсками в Палестине8. Любопытно отметить, что в эти годы сам термин «террорист» имел положительные коннотации. Проведем еще один мысленный эксперимент: представим в современных газетах объявление с заголовком «Письмо террористам Палестины» следующего содержания:

«Мои отважные друзья. Вы можете не верить тому, что я пишу вам, потому что атмосфера сейчас крайне накалена. Но даю вам слово старого репортера, что я пишу правду. Палестинцы Америки с вами. Вы — кумиры для них. Вы — радость для них. Вы — перо в их шляпах. Вы — первый осмысленный ответ Новому Свету. Всякий раз, когда вы взрываете израильский склад с оружием или разрушаете израильскую тюрьму, отправляете на воздух израильскую железную дорогу, грабите израильский банк, расстреливаете израильских предателей и захватчиков вашей Родины, в душах палестинцев Америки наступает праздник».

Такое объявление под заголовком «Письмо террористам Палестины» действительно было опубликовано в конце 1940-х годов в американских газетах. Оно было написано не кем иным, как Беном Хечтом, знаменитым голливудским сценаристом. Я только заменил в нем слово «евреи» на «палестинцы», а «британцев» на «израильтян»9. Почти приятно видеть представителей первого поколения израильских лидеров, открыто признающих тот факт, что их притязания на палестинские земли не могут основываться на всеобщей справедливости, что мы имеем дело с завоевательной войной между двумя группами, исключающей всякое опосредование. Вот что писал Давид Бен-Гурион:

«Всем известно о сложностях во взаимоотношениях между арабами и евреями. Но никто не знает, как эти проблемы можно решить. Никакого простого решения не существует! Тут лежит пропасть, и преодолеть ее невозможно… Мы, как народ, хотим, чтобы эта земля была нашей, а арабы, как народ, хотят, чтобы эта земля была их»10.

Сегодня понятно, в чем проблема такого рода заявлений: с моральной точки зрения, подобный взгляд на этнические конфликты из-за земли попросту более неприемлем. Именно поэтому подход к этой проблеме, представленный в работе знаменитого охотника за нацистами Симона Визенталя «Правосудие, а не месть», кажется таким проблематичным:

«Однажды станет понятно, что невозможно создать государство без нарушения прав людей, живших в этом регионе. (Потому что там, где прежде не жил никто, жить, по-видимому, просто невозможно.) Надо довольствоваться тем, что эти нарушения не выходят за установленные пределы и что они затрагивают не слишком много людей. Именно так и обстояло дело с основанием Израиля… В конце концов, еврейское население жило там очень долго, а палестинское население было сравнительно немногочисленным и имело довольно много возможностей для того, чтобы пойти на уступки…»11

вернуться

14

Хагана («оборона», иврит) — еврейская полувоенная организация, существовавшая в Палестине с 1920 по 1948 год и ставшая основой Армии обороны Израиля.