Для средневекового традиционализма шокирующим было само начало его правления. Он создал так называемый Королевский совет, совершенно выходящий за рамки существовавших в то время представлений. Свои королевские советы были и у его предшественников - однако они складывались, в основном, из представителей дворянства и высшего клира, независимо от их способностей и знаний. Филипп Красивый при выборе своих советников не руководствовался благородством происхождения. Большинство их было родом из мелкого дворянства и зарождающегося сословия горожан. Они получили название легисты, так как были, как правило, хорошими знатоками права, зачастую обучавшимися в нескольких университетах (в то время в Париже, например, преподавалось только церковное право, зато в Орлеане и Монпелье -- общее право). Помимо этого, Королевский совет Филиппа Красивого был постоянной институцией, напоминающей современное правительство. Таким образом, был заложен фундамент исполнительной государственной бюрократии и последующего монархического абсолютизма.
Некоторые историки упрекают этот институт в том, что он состоял из людей "неблагородных", "парвеню". Это было не совсем так: наряду с ними, в совете было представлена и высшая знать. Членом совета был даже брат короля Карл Валуа, а позднее и королевские сыновья.
Вместе с тем ни один историк не может отказать этим "парвеню" в исключительных административных и организационных способностях и в успехе их усилий сделать королевство Капетов сильным государством. Более того, королевский совет, или попросту легисты, как чаще называли его членов, предвосхищает и такие институции, как в частности, Генеральные штаты. Например, в период обострения отношений между Филиппом Красивым и папой римским Бонифацием VIII, в 1302 году, легисты собрали в парижском соборе Нотр-Дам представителей светских и церковных феодалов вместе с представителями королевских городов, добившись от них не только полной поддержки действиям короля, но и пробудив в собравшихся "сословиях" должное национальное самосознание.
Усиление центральной королевской власти и увеличение значения королевского совета вызвало необходимость настоящей столицы -- главного города, где работали бы центральные органы, хранились государственные бумаги и проч. Хотя Капеты и раньше признавали Париж своей резиденцией, все же они не задерживались в нем надолго, проживая преимущественно в замках -- своих и своих вассалов. Только при Филиппе Красивом Париж становится столицей в полном смысле этого слова.
Одновременно в центре Парижа, а западной части острова Ситэ на Сене растет великолепный архитектурный комплекс, до сих пор вызывающий восхищение туристов. В него входит королевский дворец, место заседаний его совета, парижского парламента (так назывался тогда судебный двор), позднее -органов сословного представительства. Строительство этого комплекса велось многие годы и завершилось незадолго до смерти Филиппа Красивого.
В то время как до сих пор король был единственным -- да еще в значительной мере символическим - связующим звеном французского государства, раздробленного на самоуправляемые вассальные поместья, ныне формируется продуманная система государственного управления. Возникает институт королевских чиновников, возглавлявших судебно-административные округи: в северной Франции -- бальи, в южной -- сенешалы.
При этом парижские -- уже по-настоящему центральные -- учреждения руководят всей системой управления на территории Франции. В случае несогласия с их действиями можно было апеллировать к королю. Судя по всему, Филипп Красивый сознавал растущий вес своего могущества: его правление достигло почти абсолютистской степени. "Он и король, и император, и папа римский в своей стране", -- характеризовал Филиппа IV арагонский посол при французском дворе. (Что опять-таки не согласуется с утверждением, что Филипп был всего лишь "игрушкой в руках ловких советников").
Было, однако, необходимо решить целый ряд проблем, связанных как с огромными расстояниями, препятствовавшими в то время единому управлению, так и с различиями в традициях и способах местного управления. Например, в северной части государственные чиновники -- бальи -- могли быть и "неблагородного происхождения" и назначались на короткий срок, в то время как их коллеги-южане выбирались прежде всего из рыцарства, причем сенешаль мог занимать свой пост многие годы.
В южной Франции преобладало римское право (что было естественным, так как эта часть бывшей Галлии была романизирована раньше всего), а в северной действовало право обычное. В южной Франции, совсем недавно попавшей под прямое королевское управление, говорили по-провансальски, который значительно отличался от северофранцузского языка, ставшего позднее основой литературного французского. Наряду с этими, существовал и ряд других диалектов, с трудом понимаемых северными французами (в окрестностях Парижа, Орлеана и т. д.). Например, в Нормандии, совсем недавно присоединенной к Франции, местное население говорило на языке, так же отличавшемся от среднефранцузского, как литературный чешский отличается сегодня от литературного словацкого языка.
К тому времени относятся и некоторые законы, запрещавшие использование провансальского наречия в официальных бумагах, в суде и проч.
Благодаря всем этим реформам -- трудно поверить, что они были делом рук одних лишь легистов при полном бездействии короля -- Франция начинает занимать
ВАЖНУЮ ПОЗИЦИЮ НА ШАХМАТНОЙ ДОСКЕ ЕВРОПЫ. Хотя в то время она и не достигала еще своих сегодняшних границ (заканчиваясь на юге у реки Роны и далеко не доходя на севере до Рейна), тем не менее владела практически самой крупной территорией во всей Европе. Принадлежал ей европейский приоритет и по численности населения -- во Франции проживало пятнадцать миллионов человек. Причем франкоязычное население простиралось далеко на восток от римской империи. Англия в то время имела едва четыре миллиона жителей, Испания была раздробленной, римская империя являла собой конгломерат стран и земель. (Россия находилась под монгольским игом). Единственным государством, конкурировавшим в начале XIV века своей территорией Франции, был комплекс чешского, польского и венгерского королевства под единым правлением последних Пржемысловичей. Однако по численности населения, в виду его редкой плотности в Польше и Венгрии, и он не мог равняться Франции.
Филипп Красивый рано проявил себя умелым дипломатом. Благодаря своему браку он присоединил к Франции наваррское королевство и графство Шампань. Все чаще его взгляд привлекала Фландрия. Это было богатое графство. Однако с быстрым ростом промышленности (преимущественно текстильной) и развитием городов в нем создались напряженные отношения между патрициатом и ремесленными цехами. Будучи в меньшинстве, патрициат управлял городами с позиций власти. Боясь утратить эту власть, он обратился за помощью к французскому королю. Филипп Красивый готовно отозвался на эту просьбу.
Однако военное счастье было не на его стороне. Несмотря на начальные успехи, ему так и не удалось добиться цели.
Неудачной была и параллельная война с английским королем Эдуардом I, целью которой было завоевание остатков английских владений на материке.
К этому времени относится и первое столкновение Филиппа с папой римским. Бонифаций VIII авторитарно обязывает обоих монархов безотлагательно заключить перемирие. Ни Филипп IV, однако, ни Эдуард I не проявляют ни малейшего желания последовать этому совету. С этого эпизода начинается драматический поединок между Филиппом Красивым и Бонифацием VIII. Борьба в нем ведется не из-за вопросов религии и церкви (кажется даже, что король был куда более набожным католиком, чем папа римский), а из-за... власти и денег.