Зал взорвался аплодисментами. Все ряды были заняты чекистами и красноармейцами батальона ВЧК.
Кац рукой успокоил и продолжил:
- Вот почему мы так решительны в наших методах борьбы. Все войны, которые велись до сих пор, это были войны насильников за утверждение своего насилия. Война, которую мы ведем, это священная война восставших, униженных; и оскорбленных, поднявших меч против угнетателей. Может ли кто-нибудь посметь нас упрекнуть в том, почему мы боремся м КАК мы боремся?!
Сцена 103. Кабинет Срубова. Павильон. День. Лето.
Срубов худой, желтый, под глазами синие круги. Кожаный костюм одет прямо на кости. Тела, мускулов нет. Дыхание прерывистое, хриплое. Сидит возле своего бывшего стола.
А допрашивает Кац, сидящий на его, Срубова, председательском месте.
Над головой у Каца портрет Троцкого вместо портрета Маркса.
Лицо у Каца как чайник. Нос - дудочка остра, опущенная вниз. Кац сидит за столам Срубова и от неуверенности в себе разыгрывает перед старым товарищем из себя начальника.
Ручку белую слоновой кости всю перемазал чернилами.
И хотя бы допрашивал - лекцию читает:
- Позоришь партию, которая тебя выкормила и воспитала. Мараешь престиж Чека, а это, между прочим, знаешь, как называется: подрыв авторитета коммунистической линии преобразования общества.
Рвет Срубов бороду. Зубы стискивает Глазами огненными, ненавидящими, Каца хватает. По жилам обида серной кислотой. Не выдержал - вскочил. И бородой на него:
- Понял, ты, дрянь, что я кровью служил Революции. Я всё отдал ей, и теперь лимон выжатый. И мне нужен сок. Понял, сок алкоголя, если крови не стало.
На мгновение Кац, ПредГубЧК, превратился в прежнего Ику, посмотрел на Срубова ласковыми большими глазами:
- Андрей, зачем ты сердишься? Я знаю, что ты хорошо служил ЕЙ. Но ведь ты не выдержал.
И оттого, что Кац боролся с Икой, от того, что это было больно, с болью сморщившись, сказал:
- Ну, поставь себя на моё место. Ну, скажи, что я должен делать, когда ты стал позорить Революцию, ронять ЕЁ достоинство?
Срубов махнул рукой - и по кабинету. Кости хрустят в коленях. Громко шуршат кожаные галифе. На Каца не смотрит - выше. Увидел...
... портрет Троцкого...
...усмехнулся:
- Нет значит больше белых сорочек...
На столе у Каца две кожаные фуражки.
Срубов с хитрой, ядовитой улыбкой к Кацу:
- Гражданин ПредГубЧеКа, я ещё не арестован? Разрешите мне выйти в клозет?
И не дождавшись ответа в дверь.
На столе остались две фуражки.
Сцена 104. Коридор ГубЧК. Интерьер. День. Лето.
Срубов по коридору почти бегом. Мимо дверей, мимо часовых на каждой лестнице. Мимо снующих сотрудников и редких посетителей.
Сцена 105. Кабинет Срубова. Павильон. День. Лето.
А Кац, опять из Ики ставший Кацем, ПредГубЧК, краснеет от стыда за минутную слабость. С силой крутит ручку телефона:
- Коменданта... Товарищ Седов? Товарищ Кац на проводе. Есть ли у нас свободная одиночка... спасибо.
Закуривает. Ждет Срубова. Садится поудобней и спокойно подписывает бумагу.
Постановление на арест Срубова.
Сцена 106. Улица у дома Срубова. Натура. День Лето.
Расталкивая прохожих Срубов налетел на дверь дома. Распластался на ней. Потом отпрянул, рванул ручку и ворвался в дверь двухэтажного деревянного дома.
Сцена 107. Квартира Срубова. Павильон. День. Лето.
Вдруг неожиданно, как несчастье черная непроницаемая стена заслонила дорогу. Обернулся отчаянно.
За спиной двойник. Хватает ртом воздух, как рыба и рожу корчит.
Страха перед двойником не было. Топор от печки сам прыгнул в руку.
И со всего маха двойника по лицу. Наискось от правого глаза к мочке левого уха. А двойник, дурак, еще в последнюю секунду захохотал. Трюмо с грохотом рассыпалось...
...по полу блестящими кусками.
Осталась голая стена с рамой от зеркала.
Срубов обернулся к стене, рычит:
- Напрасно пытаетесь поставить меня к стенке!
И топором по стене.
- Расстрелять меня не удаться!
Осыпалась штукатурка.
- Пусть думают, что я раздеваюсь, а я её сейчас топором и убегу!
Желтый бок бревна, щепки летят. Еще и еще щепки летят.
Сзади в дверях белое лицо матери.
- Андрюша! Андрюша!
Щепки летят.
Топор соскочил с топорища.
Срубов зубами, когтями грызет стенку.
Появился квартирант Сорокин, тянет его за плечи:
- Андрей Павлович, Андрей Палыч, что вы делаете?
Срубов обернулся. Пристально, по-чекистски, смотрит в глаза маленькому черноусому человеку. Гордо, с достоинством, поднял Срубов голову:
- Попрошу, во-первых, не фамильярничать, не прикасаться ко мне с грязными ручищами...
- Чистые у меня руки, Андрей Палыч, чистые...
Тянул его за плечи от стены Сорокин.
- У всех руки грязные, у всех!
Твердо ответил Срубов:
- Во-вторых, запомните - я коммунист и никаких христианских имен, различных там Андреев Блаженных и Василиев Первозванных... не признаю... Да... да... если вам угодно обращаться ко мне, то, пожалуйста. Мое имя - Лимон.
Сразу как-то осунулся, ослаб, и сел на порушенное трюмо:
- Угорел что ли?
Повернулся к квартиранту. Глаза его стали осмысленными:
- Товарищ Сорокин. На автомобиле бы покататься. А?
Сорокин захлопотал:
- Конечно, конечно, товарищ Лимон. Один секунд всё организуем.
И выскочил из комнаты.
Мать стоит рядом, гладит по голове и улыбается:
- Прокатись, Андрюша, прокатись, родной.
Сцена 108. Улицы города. День. Лето.
Ехали не на автомобиле, как того хотелось Срубову, а на протертой пролетке, да и ту тащила какая-то заморенная кляча. Срубов навалившись на Сорокина вещал:
- Сорокин, вы знаете: я ведь с механического завода. Рабочий. Двадцать четыре часа в сутки.
Сидеть было трудно. Срубов попытался прилечь, Закапризничал:
- Сорокин, кровать далеко? Я смертельно устал.
Сорокин сидел молча. Молча же, по медвежьему, сгреб Срубова за талию.
Из-за угла люди с оркестром, идут молча, с развернутым красным знаменем. Оркестр молчит. Слышен только резкий четкий стук множества ног в чеканно строю.
Флаг приближается, увеличиваясь скачками в ритм шагам колонны.
Оркестр поравнявшись с пролеткой Срубова, загремел “Марсельезу”.
Срубов схватился за голову руками.
Знамя с каждым стуком ног и барабана увеличивается скачками в размерах, пока не закрыло собой все пространство.
Сцена 110. Видение Срубова №3. Мультипликация.
Красный цвет пространства редел, превращаясь в красный туман. Стук ног стал более походить на стук топоров на плотах. “Марсельеза” звучит постепенно затухая и переходя в более спокойную музыку.
Срубов плывет по кровавой реке. Только на плотах чекисты без него. Он оторвался щепкой и одиночкой качается на волнах.