А плоты с чекистами мимо, обгоняя его.
Вдоль берегов многоэтажные корабли. Туман зеленый над красной рекой. Нависли крутые каменные берега.
Русалочка золотоволоса с синими-синими глазами, покачиваясь, плывет навстречу. На золотых волосах её коралловая диадема. Посреди лба дырка красная.
И Революция, ведьма лохматая, беременная, полногрудая и широкозадая с ней рядом плывет.
Леший толстый в черной шерсти, обвешанный тремя маузерами по воде, как по земле идет.
Из спокойной воды руки, ноги, головы, почерневшие, как коряги, волосы женщин водорослями переплелись.
Срубов бледнеет, глаза не закрываются от ужаса. Хочет крикнуть, тужиться - язык примерз к губам.
А плоты с чекистами мимо, мимо белизной своей раздражая.
Сцена 111. Улицы города. Натура. День. Лето.
Срубов соскочил с пролетки, упал на мостовую, машет руками: хочет плыть, хочет кричать, но только хрипит:
- Яяяяя... Яяяяя... Яяяя...
А люди идут мимо. Ноги четко отбивают марш. Оркестр играет “Марсельезу” а на Срубова ноль внимания.
Срубов поднял голову.
Город затрясся и загрохотал...
Сцена 112. Видение Срубова 3. Мультипликация.
...загрохотал извергаясь вулкан. Ослепила огненная вспышка. Посыпался на голову, на открытый мозг, горячий пепел.
Вытекающая из огнедышащего кратера узкая, кроваво-мутная у истоков река, к середине делается шире, светлей, чище и устье разливается в безбрежный океан чистой родниковой водичкой.
Срубов в красной реке. Обе женщины плывут рядом и каждая манит его к себе, улыбаясь зазывно.
Срубов собирает последние силы, ныряет, выныривает за женщинами и саженками плывет к ближайшему пароходу.
Но гладки, скользки его борта. Не за что уцепиться.
А расстрелянные женщины, вместе с Синеглазкой подплывают полукругом. И ОНА с ними, только революция не русалка, как расстрелянные, с нормальными ногами, которыми бултыхает по собачьи, вот только глаз у нее нет совсем.
А синеглазка подплыв, говорит ему своим полудетским голосочком ласково очень:
- Вот и ты с нами. В обществе всеобщего равенства и света.
А глаза у неё Синие-Синие.
В них Срубов и нырнул.
Сцена 113. Кабинет Пепела. Павильон. День. Лето.
Пепел вкрадчиво говорит посетителю:
- Благонадежность? Карашо. Дадим благонадежность. Подпишите...
…и протягивает тому листок бумаги со знакомой уже зрителю надписью, оборачивается к машинистке:
- Давай, давай, машина, работай!
Сцена 114. Кабинет Срубова. Павильон. День. Лето.
Исаак Кац сидит за столом Срубова. Бурой горкой стопка конвертов. Ика рвет их неторопливо, со вкусом. Читает и ставит на них краткие резолюции, подписываясь размашисто: “И.К.”
На листе слоновой дорогой бумаги видит нарисованный холм с крестом и подпись:
СМЕТЬ КРОВОПИЙЦАМ - ЧЕКИСТАМ !
Сцена 115. Фойе клуба ГубЧК. Интерьер. День. Лето.
Красноармейцы батальона ВЧК играют в шашки, лузгали семечки и слушали как Ванда Клембовская играет непонятное.
Сцена 116. Зрительный зал клуба ГубЧК. Интерьер. День. Лето.
Ефим Соломин говорит с трибуны, подражая Кацу и заезжему лектору в жестах:
- ...наша партия Ры-Ка-Пы, наши учителя Маркса и Ленина - пшеничка отборна, сортирована. Мы - коммунисты - ничё себе так, сродна пшеничка. Ну, беспартийные которыя - мякина. Беспартийный он рази чё понимат? Чё куды? Никогды. По яво мы убивца тока и Чека, мол, одно убивство. По яво и Ванька убиват, и Митька убиват... А рази он понимат, что ни Ванька, ни Митька, а мир... Не убивство, а казнь - дела мирская...
Сцена 117. Улицы города перед церковью. Натура. День. Лето.
Три красноармейца-китайца из батальона ВЧК забивают досками двери церкви. Предгубчека Кац стоит рядом и отдает приказания. Стук молотков.
Камера поднимается вверх по зданию церкви. Исчезают люди. Стук молотков сильнее.
Камера фиксируется на куполе с крестом, что золотом сияет в летнем небе. Стук молотков становиться нестерпимым.
Крест потускнел и медленно растворяется в чистом синем небе. Стук молотков к которому присоединяется противный крик вороньей стаи.
В СИНЕМ-СИНЕМ небе остается только один обезображенный купол.
Сцена 118. Титры на барабане.
Монтаж хроники перестройки начиная с лозунга “Перестройка - это продолжение Октября” до последних событий по производству фильма: Горбачев Ельцин, осады белого дома, драка депутатов на У11 съезде. Митинги с российскими флагами и флагами красными...
Звуковой ряд: звучит в исполнении того же академического хора “марсельеза”, что и в начальных титрах, только слова уже другие - “Постмарсельеза” Кирилла Каца.
Время буйных ветров миновало,
Нет во рту половины зубов.
А душистой траве сеновала
Предпочли мы постель и клопов.
На знаменах все выцвели краски,
Патриоты ушли на покой
И ночные кровавые пляски
На горшок променяли ночной.
Пьер, а помнишь ты Рамону,
А красавицу Мари?
Ту, что старого барона
Застрелила на пари.
Помнишь пенье гильотины,
Плеск дешевого вина
И плетеную корзину,
Что голов была полна.
Помню пламени отблеск веселый
И пожарища мести святой.
Сокрушительный треск “карманьолы”
И Жанетты завистливый вой.
Дух решимости классовой нашей
Побороть ненавистных врагов.
Стройной ножкой месящая кашу
Крови, грязи и чьих-то мозгов.
Где ж вы наших сердец королевы?
Где Жанетта, Люси, Исабель?
Воплощенья народного гнева
Поголовно ушли на панель!
Разнесло нас по душным конторам.
Все кумиры почили в гробу.
И забита дверь клуба в котором
Мы Вселенной вершили судьбу.
Потускнело холодное солнце,
Мы в покое живем и тиши.
Но я верю, что скоро вернется
Время праздника нашей души.
Ураган марсельезного зова
Сдует тяжкую затхлость оков
И корзину плетеную снова
Мы наполним до самых краев.
Флаги на митингах разнообразной политической ориентации меняются как в калейдоскопе.
Стоп кадр. Титр:
КОНЕЦ
Сцена 119. Улицы города перед ГубЧК. Зима. Ночь.
Стуча стальными ногами из ворот ГубЧК в копоти крови и нефти груженый трупами и зачехленный выезжает грузовик и топает по улице на кладбище.