Райхдихт не стал им мешать, возвратился к диверсантам и вместе с Рейхером еще раз внимательно просмотрел документы прикрытия: командировочные, красноармейские книжки и пропуска.
Эту проверку они проводили с особой тщательностью. Тут имели значение любая мелочь и деталь, именно на них, простых на внешний вид красноармейских книжках проваливались многие агенты абвера. Жесткое сито проверок советской контрразведки безжалостно отсеивало тот брак, что допускали спецы из лабораторий, где готовились документы для шпионов и диверсантов.
Пресловутые скрепки из нержавейки, которыми в абвере соединяли липовые документы «красноармейцев», стали тем самым крючком, на который попался ни один агент. Русские то ли по бедности, то ли в силу своего восточного коварства прошивали книжки красноармейцев железными скрепками, которые быстро ржавели, в то время как великолепная крупповская сталь своим предательским блеском с головой выдавала агента абвера. К середине сорок второго в Берлине наконец разобрались в причине столь многочисленных провалов и разразились грозным указанием. Но и потом по чьему-то ротозейству эта роковая скрепка снова всплывала и палила очередных агентов.
На этот раз Самутин не допустил ошибок, и Райхдихту не к чему было придраться. Возвратив документы диверсантам, он отправился к капитану Дику, чтобы на месте еще раз убедиться в готовности спецгруппы батальона к проводке диверсантов в тыл к русским.
Рейхер остался в блиндаже и продолжил осмотр оружия, особенно тщательно проверил укладку взрывчатки. После проверки у стены остались лежать плотно набитые двухпудовые рюкзаки, в оружейной пирамиде матово поблескивали в свете керосиновой лампы советские автоматы ППШ, а в углу — груда лишнего хлама.
— Все, парни, отдыхать! — распорядился Рейхер и прилег на нары.
Диверсанты тоже разбрелись по местам, и вскоре в блиндаже раздался мощный храп. Лишь в углу, за ширмой, продолжали шуршать бумагой и бубнить голоса. Петр и Асланидзе, поругивая начальство, корпели над документами. Занятие муторной канцелярской работой переполнило чашу терпения горячего грузина, и он забастовал:
— Все, Петр. Кончаем эту чертову писанину. Они там дрыхнут, а мы тут с карандашом загибаемся.
— Уже немного осталось, — возразил ему Петр.
— Ну и скотина же Райхдихт! Спихнул на нас свою работу, а сам с Диком шнапс лакает, — не унимался Асланидзе.
— Угомонись, Вано, с контрразведкой ругаться — все равно, что против ветра ссать. В их дела лучше не суйся, — посоветовал Петр и продолжил водить карандашом по карте.
— Слушай, кацо, а какие у него могут быть дела? Нас спихнуть под комиссаров и потом ждать креста на грудь. Сволочь! Мог бы писарчуков Дика за бумажки засадить.
— Ладно себя накручивать. Мы с тобой еще лезгинку на могиле Сталина спляшем.
— Гляди, спляшем! С такими, как Райхдихт, на наших поминках другие спляшут. Нам кинжал точить надо, а не карандаш слюнявить. Все, с меня хватит! Пусть Дик своих дает.
— Их нельзя, работа секретная, — напомнил Петренко.
— Какие на хрен секреты? Что, эти бумажки сраные спасут нас от большевиков?
— Нет. Но порядок есть порядок.
— Какой к черту порядок! Чтоб таким, как Райхдихт, свою жопу прикрыть! — вспыхнул Асланидзе. — Нет, Петр, я тебе удивляюсь. Больше года у фрицев и до сих пор их не раскусил. Они же герры и херы только перед нами и при начальстве, а за глаза друг дружку готовы подставить, чтоб в окопы не загреметь. Случись что с нами, так этот долбаный Райхдихт мою и твою бумажку под нос Штайну и Гемприху подсунет и еще прибре-шет: тут Асланидзе не так проход намалевал, а вот здесь секрет русских не показал. Может, ошибся, а может, гад, большевикам продался и специально все подстроил. Нет, не знаю, как ты, а я давно понял, что в их сраной разведке чем больше бумажек, тем чище собственная жопа.
— Вано, перестань давить, и без тебя тошно. Перед операцией о другом надо думать, — с раздражением заметил Петр.
— О своей шкуре никогда не поздно подумать! — завелся Асланидзе. — Вспомни, как перед Рождеством, когда стояли в Краснодаре, на штабе намалевали: «Здесь живут шпионы Гесса».
— Мало ли сволочей бывает. Райхдихту за всеми не уследить.
— Да при чем тут Райхдихт? Я тебе про другое талдычу, — не унимался Асланидзе. — Забыл, что тогда творилось? Этот твой шеф, хитрожопый Самутин, сразу закосил и залег в госпиталь.
— Он мне не шеф, — возразил Петр.
— Какая разница. То, что он сука конченая — так это точно! — не мог уже остановиться Асланидзе. — А другие? Штольце порога еще не переступил, а они, как крысы, по норам разбежались и одно и то же бубнили: я не я и хата не моя. А Гесс? Вот, сука! До этого неделями не просыхал, а тут враз протрезвел, землю рыл, как бульдозер, под меня копал. Но Бог — не фраер, все видит. Не хуже меня знаешь — залетел Гесс не без помощи Штайна, которому ты с Колядой и Сергиенко жопу лижите.