Селивановский хорошо помнил тот горький урок, и потому ему не давала покоя мысль: в абвере, возможно, так же, как он с Рязанцевым, оценили по достоинству потенциал Петра и решили использовать в разыгрывании многоходовой оперативной комбинации с целью стратегического дезинформирования командования Юго-Западного фронта. Еще раз взвесив все «за» и «против», Селивановский, чтобы не оказаться игрушкой в руках Гопф-Гойера, посчитал за лучшее не пороть горячки и распорядился:
— Вот, что, Володя, поезжай-ка ты к Рязанцеву. Там, на месте, встреться с Прядко и уточни в деталях всю представленную им информацию. Но это не главное. Рано или поздно, мы разворошим осиное гнездо Гопа. Есть уже на подходе толковые ребята; вопрос только во времени, а оно не ждет. Поэтому основное внимание удели не плану операции, писать, слава богу, мы научились, а самому Петру — оцени его разведвозможности и прощупай, как следует. По бумагам видно, парень талантливый и неординарный.
— Среди тыловиков дураков не бывает. Они говорят: идиоты воруют, а умные вовремя списывают. Ну, а самые ушлые — дважды списывают. Наши два раза крутили Прядко — по вредительству и антисоветчине, и оба раза ему удалось выйти сухим из воды, — напомнил Ильин.
— То, что он умный мужик и тертый калач, — вопросов нет. Но гитлеровцы тоже не лыком шиты, — согласился Селиванов-ский, однако не стал скрывать своей озабоченности: — Меня вот что настораживает: почему без подготовки его отправили на задание? Почему? Может, потому что заподозрили подставу и, чтобы не засвечивать остальную агентуру, решили сразу проверить в деле. Как ты считаешь?
— Вполне. А с другой стороны, нельзя исключать и такую версию, что он, так же, как и Рязанцеву, с первого взгляда приглянулся Гопу, — предположил Ильин.
— Володя, с первого взгляда только пылкие Ромео влюбляются. Разведка и контрразведка — это тебе не любовь под вязами. Хотя, возможно, ты прав.
— Обкатка по-боевому?
— И не только. Гоп, наверно, как и мы, оценил разведпо-тенциал Петра и потому вряд ли станет разменивать на роль агента-маршрутника или наблюдателя. Мелковато! А это значит, что нас попытаются…
— Я понял, Николай Николаевич, — втянуть в оперативную комбинацию.
— И не просто в комбинацию, а в комбинацию со стратегическим выхлопом.
— То есть, если Гоп убедится, что Петр — не наша подстава, то, следуя логике операции, при следующей заброске он должен сдаться нам и…
— Совершенно верно!
— Очень даже интересно получается. Если с умом подойти, то можно такую комбинацию закрутить, что только держись!
— Э-э, не кажи гоп, пока не перепрыгнешь! В такой игре нам нельзя допустить промашки, слишком велика цена, — предостерег Селивановский. — Короче, Володя, на месте вместе с Рязанцевым еще раз самым внимательным образом все проработайте, и только потом примем решение.
— Есть, Николай Николаевич!
В туже ночь Ильин выехал в расположение особого отдела 6-й армии и в течение двух дней скрупулезно исследовал все обстоятельства пребывания Петра в плену, в абвергруппе-102, содержание его бесед с Самутиным и Гопф-Гойером. Анализ их результатов лишний раз подтвердил правоту Селивановского — за этим ходом абвера угадывались далеко идущие планы.
Ключевая роль в этих планах отводилась Гальченко-Петренко. Ему предстояло стать двойным агентом. А чтобы справиться с этой смертельно опасной ролью — быть не только своим в доску среди чужих, но и доказать Гопф-Гойеру, что он лучший из агентов, — Петру требовалось проявить недюжинное актерское мастерство, смелость и находчивость. За многие часы общения с ним у Ильина сложилось твердое убеждение, что такими способностями разведчик обладает и сумеет самостоятельно выполнить задание.
По возвращении в отдел фронта он изложил свое мнение Селивановскому, и тот, внеся несколько дополнений, утвердил окончательный план операции «зюд».
Теперь основное внимание контрразведчиков было сосредоточено на подготовке дезинформационных материалов для Петра її подборе из числа офицеров штаба источников их получения. И здесь Ильину с Рязанцевым пришлось столкнуться с немалыми трудностями: командование армии воевало за каждую цифру, за каждое слово, так как за ними стояли тысячи жизней красноармейцев.