— Служу великой Германии и ее фюреру! Я вас не подведу, герр подполковник! — заверил Петр.
— Я на это рассчитываю. Сегодня, господин Петренко, вы можете отдохнуть, а завтра — за работу. Господин Самутин, даю вам три дня, чтобы ввести его в строй! — распорядился Гопф-Гойер.
— Есть, господин подполковник, — без особого энтузиазма ответил тот.
— По рабочим местам, господа! — приказал Гопф-Гойер.
— Разойдись! — последовала команда дежурного по роте. Строй распался. К Петру подошли Райхдихт с Руделем и поздравили с назначением. К ним, помявшись, присоединился и Самутин. На скуксившейся физиономии бывшего заплечных дел петлюровского подполковника не было заметно следов радости по поводу назначения к нему попавшего в разряд любимчика начальников быстрорастущего инструктора.
Но это особенно не опечалило Петра; в душе он ликовал. Назначение на исключительно важный участок работы, связанный с подготовкой документов прикрытия на агентуру, открывало перед ним широчайшие возможности. Он получил доступ к святая святых в любой разведке. О такой удаче вряд ли могли мечтать Рязанцев и Ильин.
В тот же день Петр, демонстрируя служебное рвение, отказался от увольнения и сразу приступил к работе.
Состояние дел у Самутина находилось на самом высоком уровне. Души предателей были разложены по разным сейфам и полкам. Картотека на особо мерзких негодяев хранилась в отдельной ячейке, к которой имели доступ, помимо Самутина, только Гопф-Гойер, Райхдихт и Рудель.
Эту тайную бухгалтерию Петр изучил досконально за четыре дня, но доступа к особому архиву абвергруппы так и не получил. Но и то, чем он уже располагал, представляло несомненный интерес для советской контрразведки. А это — подлинные и вымышленные имена и фамилии агентов абвера, их задания и места заброски. Надеясь, что рано или поздно придет связник, Петр стал накапливать эти сведения и складывать в тайник.
Шло время, а на связь никто не выходил. Рязанцев и Макеев были мертвы, а те из работников особого отдела, которые выжили и имели отношение к операции «зюд», полагали, что зафронтовой агент Гальченко давно погиб. Петр остался один на один с врагом. Его ожиданию, что рядом появится надежный помощник, не суждено было сбыться.
Знойное лето сорок второго года обернулось чудовищной катастрофой для советских войск на Южном и Юго-Западном фронтах. Отчаянные попытки Ставки Верховного главнокомандования спасти положение не дали результата. В знойных Донских степях части Красной армии, оставшись без воздушного прикрытия, становились легкой добычей для фашистской авиации. На земле бронетанковые и моторизованные части вермахта, как мельничные жернова, перемалывали остатки истрепанных в непрерывных боях 51-й и 64-й армий.
Фронт все дальше откатывался на восток, к Сталинграду. Вслед за ним продвигались разведывательно-диверсионные подразделения абвера. Новым местом дислокации абвергруп-пы-102 стал Ростов-на-Дону. Там, на улице Первая Баррикадная, разместился ее штаб. Несколько дней ушло на обустройство, а затем школа шпионов заработала на полную мощь. Чуть ли не каждую неделю группы агентов забрасывались в тыл советских войск, чтобы шпионить, взрывать мосты и из-за угла убивать командиров.
Сведения, собранные на них Петром, лежали мертвым грузом. И тогда он решил действовать на свой страх и риск — стал вносить в документы прикрытия агентов искажения, которые позволили бы советским контрразведчикам облегчить их поиск. Продолжалось это недолго.
Время подходило к обеду, когда в его кабинет ворвался Самутин. Опалив Петра злобным взглядом, он прошипел:
— Ты на кого работаешь?
— Алексеич, ты что? — Петр пытался понять, откуда дует ветер.
— А ни что! Ты что творишь? — наливался злобой тот.
— О чем ты?
— Будто не знаешь!
— Не знаю.
— Он не знает! А это что? — и, брызжа слюной, Самутин потряс красноармейскими книжками.
Петр похолодел — его уловка с документами агентов раскрыта. Это был провал! Он лихорадочно пытался вспомнить, сколько всего меченых бланков могло остаться в картотеке.
«Семь? Четыре? Скорее, четыре. Три — на руках у агентов из группы Васильченко. Их не проверить — группа должна уже перейти линию фронта. А если нет, то тогда… Что гадать, главное — отбрехаться. Но как? Валить на усталость? Значит, сознаться. Так что же делать? Только не молчать», — Петр изобразил недоумение на лице.
— Алексеич, ты что — с бодуна? Так у меня нечем опохмелиться, — перешел в атаку Петр.
— Я тебе покажу с бодуна! Сволочь! — сорвался тот на визг и швырнул четыре красноармейские книжки на стол.