Выбрать главу

Шойрих, все еще находившийся под впечатлением операции по захвату Колесова, самозабвенно смаковал каждый ее эпизод и не забывал упоминать о своей героической роли.

Петр с трудом сдерживал себя, чтобы не заехать ему по роже. Сам недавно прошедший через мясорубку Райхдихта, он хорошо представлял, каким нечеловеческим мукам в эти самые минуты подвергался Алексей. Не в силах чем-либо помочь ему, Петр терзался от собственной беспомощности. Это не укрылось от внимания Шойриха.

— Петренко, а ты что, не рад? — прервал он свой рассказ и с недоумением уставился на Петра.

— Завидует вам, господин ефрейтор, — хмыкнул Белов.

— Болею, — буркнул Петр.

— Та шось ни тэ зъив в нашей харчевне, — не удержался Шевченко, чтобы не пройтись по адресу вороватого тыловика.

Тот хоть и не очень хорошо понимал украинский, но по тону, каким это было сказано, и выражению лица понял намек и не остался в долгу. Смерив Шевченко снисходительным взглядом, он язвительно заметил:

— Если тебе наш стол не нравится, я могу похлопотать перед шефом — покормишься за большевистским.

— Так то ж не я, а Петро шось ни тэ зъив, — смешался Шевченко и до приезда в группу больше не проронил ни слова.

В группе царила зловещая тишина. Ее нарушали только визг пилы и стук молотка: в дальнем конце плаца рабочая команда в спешном порядке сооружала виселицу. Несмотря на то что рабочий день еще не закончился, ни в гимнастическом городке, ни в курилках не было никого. Инструкторы и курсанты, забившись по своим углам, с оглядкой по сторонам обсуждали события ночи и дня.

Незадолго до ужина дежурный по группе объявил, чтобы командиры подразделений вывели своих подчиненных на плац. Свои места в строю инструкторы и курсанты занимали молча; они бросали испуганные взгляды на три виселицы. Всех их мучил один и тот же вопрос: для кого две другие?

Прошло пять, затем десять минут, а на плацу так ничего и не произошло. Гопф-Гойер держал мучительную паузу, вымещал на них свою злобу и ненависть. Дверь штаба наконец открылась. Скрип петель зловеще прозвучал в могильной тишине.

Гопф-Гойер вышел на крыльцо. За его спиной теснились Райхдихт, Рудель, Бокк, Шойрих и остальная штабная верхушка. Их появление заставило подтянуться командиров подразделений и нервной волной прокатилось по строю курсантов. Дежурный по группе подал команду «смирно».

Гопф-Гойер спустился с крыльца и прошел к трибуне. Его ледяной взгляд окатил строй и остановился на виселицах. Лицо Гопф-Гойера исказила зловещая гримаса. Он обернулся к гауптвахте и гаркнул:

— Комендант, начинайте!

В ответ заработал мотор машины. Ворота распахнулись, и на плац выехал грузовик. В кузове стоял истерзанный Колесов. По бокам его подпирали двое верзил из комендантского отделения. Грузовик медленно катил вдоль строя и остановился у виселицы.

Гопф-Гойер подался вперед и, окинув строй испепеляющим взглядом, объявил:

— Так будет с каждым, кто изменит Великой Германии! Смерть предателю!

— Смерть! — недружно прозвучало в ответ.

— Будьте вы все прокляты! Придут наши… — голос Алексея оборвался.

Палач суетливо набросил петлю на шею Колесову. Грузовик сипло всхлипнул мотором и тронулся с места. Кузов ушел из-под ног Колесова, и его тело забилось в предсмертной конвульсии. Но на этом устрашающий спектакль, затеянный Гопф-Гойером, не закончился.

К строю вышел Райхдихт. Со стороны гауптвахты донесся дробный грохот сапог; это комендантское отделение выскочило на плац и встало за его спиной. К ним подъехал грузовик. Все эти перемещения нагнали еще больше страха на курсантов.

Райхдихт двинулся ко второму отделению курсантов — круг новых жертв определился. Комендантское отделение, погромыхивая карабинами, взяло их на прицел. По соседнему строю пронесся вздох облегчения. Райхдихт остановился в нескольких шагах от второго отделения и зашарил взглядом по лицам курсантов. Те невольно сжались; на них повеяло холодным дыханием смерти. Гитлеровец ткнул пальцем в середину строя и выкрикнул:

— Панин! Зубенко!

Мертвенная бледность покрыла их лица, и в следующее мгновение вокруг них образовалась мертвая зона.

— Взять мерзавцев! — приказал Райхдихт.

Громилы из комендантского отделения, расшвыряв жидкую цепочку курсантов, набросились на Панина и Зубенко. Сбив с ног, они принялись их избивать, а потом забросили в кузов машины. Казнь тех, кто чаще всего общался с Колесовым, Гопф-Гойер превратил в страшное действо: под грохот барабана несчастных вздернули на виселице, а затем отделение за отделением прошли строем перед эшафотом.