— Ты шо, глухой? Я же тебя… — голос оборвался на полуслове — за рулем сидел водитель группы Василий Матвиенко.
«Откуда тебя принесло? Привез Аппельта?» — Петр похолодел от этой мысли. И страшась услышать подтверждение своей догадке, чужим голосом спросил:
— А ты что тут раскатываешь?
— Фельдфебеля до хаты подвозил.
— Он что, тут живет? — прикинулся незнающим Петр.
— Рядом, за углом.
— О, а я и не знал.
— А ты, Петро, шо тут делаешь?
— Случайно зашел.
— Может, подвезти? — предложил Матвиенко.
— Не надо, я пешочком прошвырнусь. После моих бумаг хочется развеяться.
— Ну, як знаешь, а я — в группу, — не стал настаивать Матвиенко и захлопнул дверцу.
«Кажись, не догадался», — подумал Петр и, приободрившись, направился к развалинам. Там в сумку с маскарадным одеянием он положил деньги, золото, и все это затолкал под обломки кирпичей. Потом сжег денежные ведомости и направился в ресторан «Золотой якорь»; в нем всегда отирался кто-нибудь из группы и мог обеспечить ему алиби.
Пока все шло по плану. В зале ему встретилась подвыпившая компания инструкторов — Коляда, Трофимов и Пинчук. Петр присоединился к ним. В группу они возвратились изрядно навеселе и попались на глаза дежурному по штабу. Тот слегка с ними пособачился, и на том все закончилось.
На следующий день Петр с нетерпением ждал реакции Аппельта и Руделя на происшествие. Первым сигналом, что его дерзкая затея дала результат, стало отсутствие обоих на утреннем разводе. Позже в кабинете Руделя на совещание собрались только немцы. О чем там шла речь, для русских инструкторов осталось тайной. После совещания немцы хранили гробовое молчание. Внешне в группе ничего не менялось, но атмосфера становилась все более гнетущей. Особенно это было заметно по Аппельту. Он на глазах худел, а на службе ходил, словно в воду опущенный.
Прошло около недели, и из Варшавы, из штаба Вали-1 — специального органа абвера, созданного в июне 1941 года для ведения разведывательно-диверсионной и контрразведывательной работы против Советского Союза, прибыла специальная комиссия. Потрепав нервы в основном начальству, она не сделала никаких оргвыводов и укатила восвояси. Они последовали позже.
В начале декабря из Варшавы поступил приказ: все курсантские группы, значившиеся в денежных ведомостях Аппельта, расформировать и отчислить. Его самого сняли с должности и отозвали из Краснодара. Вслед за ним та же участь постигла и Руделя.
На смену ему прибыл капитан Гесс. Человек с невыразительным лицом и лишенный всяческой харизмы, он, скорее, отбывал номер, чем пытался восстановить изрядно подмоченную репутацию группы. Поговаривали, что своим назначением Гесс был обязан влиятельным родственникам по линии жены. Вскоре налаженный Руделем деловой ритм сбился — в кабинете Гесса можно было чаще встретить проходимца Шойриха, чем инструкторов, занимающихся подготовкой разведывательно-диверсионных групп. Помимо лени у него имелась и другая слабость — спиртное. И группа вместе с ним ударилась в пьянство.
При таком начальстве Петр, казалось бы, мог спокойно вздохнуть, но каждый раз, когда он встречался с Матвиенко, в нем просыпалась тревога. Ему казалось, что тот догадывается о той его роли, которую он сыграл в судьбе Аппельта. И тогда Петр решил более внимательно присмотреться к Василию. Первым делом досконально изучил его личное дело.
Матвиенко, на первый взгляд, мало чем отличался от тех, кто пошел на сотрудничество с абвером. В плен Василий попал контуженым. Вербовал его Самутин, но не как будущего шпиона или диверсанта. Это был тот редкий случай, когда в штаб требовался хороший водитель. Однако не только отличные профессиональные навыки, но и немногословность Матвиенко обеспечили ему место среди постоянного состава группы. Помимо того, Петр отметил для себя и другой важный момент, который мог сыграть свою роль при перевербовке Матвиенко: его близкие, жена, сын и дочь, проживали на не оккупированной гитлеровцами территории — в Туапсе.
Предлог для беседы с Василием ему не пришлось искать. Слухи о наступлении Красной армии под Сталинградом просочились в группу и, обрастая самыми невероятными подробностями, порождали панические настроения. Их усиливали сообщения разведывательно-диверсионных групп, заброшенных в расположение частей Закавказского и Северо-Кавказского фронтов: они докладывали о накоплении резервов.