Одну такую группу Василий только что привез из Абинской, с пункта переброски. Поставив машину в гараж, он занялся своим любимым занятием — ремонтом часов. С этого Петр и решил начать с ним разговор. Поздоровавшись, он присел на табуретку так, чтобы видеть лицо Матвиенко. Тот молча кивнул и продолжил ковыряться в металлических внутренностях дорогих, явно не рядового инструктора, часах.
— Чье хозяйство чинишь? — поинтересовался Петр.
— Шойриха, — коротко обронил Василий.
— Вот ненасытный, все ему мало.
Матвиенко никак не среагировал на эту затравку. Тогда Петр зашел с другой стороны и спросил:
— Давно приехал?
— Недавно.
— Группа вся вернулась?
— Не знаю, спроси у Шевченко, — односложно отвечал Василий.
Но Петр не оставлял надежды растормошить его и продолжил:
— Шорох-то они навели?
— Вроде, да.
— В Туапсе?
— Угу.
— Твои же родные места. Небось сам рвался, чтоб своих повидать? Вот бы радость была.
— Ага, полные штаны, — с ожесточением произнес Василий.
— Чего так? — разыгрывал недоумение Петр.
— Будто не знаешь. Там разговор один — к стенке. И все!
— Да брось ты это. Не сегодня, так завтра будем в твоем Туапсе.
— Будем… Из Волги воды уже попили. Всыпали Гансам так, что Гесс теперь коньяком заливает, — Матвиенко осекся и с испугом посмотрел на Петра.
— Не смотри на меня так, Вася. Я не шкура, своих не продаю, — успокоил его Петр и, достав часы, попросил: — Посмотри, в последнее время что-то барахлят.
Матвиенко обмяк и, вымученно улыбнувшись, сказал:
— Оставь, сделаю.
— Что с меня?
— Ничего. Я со своих не беру.
— Спасибо. Хорошо, что такие, как ты, еще остались. И за ефрейторскую лычку они не продаются, — сделал многозначительную оговорку Петр и внимательно посмотрел в глаза Василию.
Тот не отвел их в сторону. В них, как показалось Петру, промелькнула тень.
«Ах ты, молчун! Все ты понимаешь с полуслова. Похоже, моя вылазка к Аппельту для тебя не секрет. Стоящий ты мужик, Вася. С тобой можно иметь дело, — порадовался в душе Петр, но осторожность взяла верх. — Стоп! Не гони лошадей. Пусть над нашим разговором покумекает, а там видно будет», — не стал он форсировать события и спросил:
— За часами когда зайти?
— Где-то завтра-послезавтра. В общем, как будет время.
— Договорились, — согласился Петр и впервые за последнее время ощутил прилив радости.
После разговора прошла неделя. Однако они так и не смогли встретиться. Василий постоянно находился в разъездах, а Петр вместе с Шевченко четвертые сутки безвылазно сидел в пункте заброски в Абинской. Гесс не давал команды на возвращение в Краснодар, и это наводило их на мысль, что следующие разведывательно-диверсионные группы придется возглавить им. Внезапное появление Бокка подтвердило это пр едположение.
По указанию Гемприха для проведения диверсии на туапсинском нефтетерминале из постоянного состава группы формировалась особая команда «Д». Эта новость не вызвала у Шевченко энтузиазма. Четыре предыдущие диверсионные группы бесследно сгинули в суровых кавказских горах. Петр для вида тоже побурчал, а в душе порадовался — появлялся шанс восстановить связь со своими.
По приезде в Краснодар его сразу же вызвали к Гессу. Тот, большой любитель пышных фраз — когда находился в ударе, то Геббельс отдыхал, — начал речь с мессианской роли арийцев, а затем обрушился с гневными тирадами на ненавистных большевиков и евреев.
Стерев в порошок большевиков и евреев, Гесс объявил, что ему — Петру и еще лучшим из лучших семи диверсантам, в их числе оказался и Матвиенко, выпала величайшая честь решить судьбу битвы за Кавказ — взорвать нефтетерминал в Туапсе.
Гесс лез из кожи вон, чтобы доказать Гемприху — в Запорожье и Штольце — в Берлине, что с его назначением они не прогадали. То, что не удалось сделать его предшественникам Гопф-Гойеру и Руделю, выполнит он — капитан Гесс. Ради этого он пожертвовал лучшим водителем группы, рассчитывая, что именно Василию, выросшему в Туапсе, удастся вывести диверсантов на нефтетерминал.
Это подтолкнуло Петра к решающей беседе с Матвиенко. Нашел он его в учебном классе. Под руководством Бокка бедолага пытался освоить азы топографии. Василий, мастер золотые руки в технике, в топографии чувствовал себя ребенком, заплутавшимся в дебрях азимутов и градусов. Не меньше его измучился фельдфебель и потому был рад, когда ему на смену пришел Петр. Матвиенко тоже перевел дыхание. Для него были более понятны уловки советской комендатуры, которые применялись в документах красноармейцев, чтобы выявить агентов абвера.