Тот не задергался и глаза в сторону не отвел.
«Бывший красный командир. В послужном списке дерьма тоже хватает. Виселица у большевиков давно заждалась тебя, — прикидывал Штайн. — В январе сорок второго дезертировал из части и сдался в плен. После вербовки и спецподготовки совершил две ходки в тыл к большевикам. Руководил разведгруппой и добыл ценную информацию. За нее удостоился награды от самого Пиккенброка — правой руки Канариса. Сносно говорит по-немецки, но это к делу не относится. Результативно занимается с курсантами, некоторые до сих пор работают в тылу у русских. Готовит спецгруппу для заброски в Грузию на глубокое оседание. Материал неплохой, не то что последние отбросы. Значит, пять-шесть вменяемых из этих азиатских недоумков можно набрать, а Грузия пока подождет. Своих агентов изучил, а раз так, то, как говорится, тебе и карты в руки. Из кожи лезет, чтобы выслужиться. Вот тебе и шанс: в случае успеха — звание «лейтенант», награда — Железный крест и служба в центральном аппарате. Какому русскому Ивану такое снилось?» — Скрип половиц прервал размышления Штайна. Это живой и легкий на подъем Коляда истомился в ожидании.
«Один из самых результативных инструкторов-вербовщиков. На твоем счету больше десятка удачных забросок разведгрупп в тыл к русским, — оценивал кандидата Штайн. — Две последние осели под Кутаиси, Орджоникидзе и дают серьезную информацию. Твоя надежность, «товарищ капитан Красной армии», тоже не вызывает сомнений. Ее проверил не только Райхдихт через своих тайных агентов, но и НКВД, отправив на расстрел родителей. Дезертирство из штрафбата отрезало тебе все пути назад».
«Так кто же? Коляда или Петренко? — прикидывал Штайн. — Стоп!.. А если провал? Тут же нагрянет разгромная комиссия из Берлина, и первое, чем ткнут в нос, так это халатным отношением к заданию адмирала. Назначить руководителем группы русского? Русского, которые через одного, как те волки, готовы сбежать в лес к партизанам. Нет! В Берлине такое назначение в лучшем случае расценят как халатность, в худшем… А если приедет Штольце? Этот мерзавец не пожалеет черной краски, чтобы сделать из меня козла отпущения. Определенно, русский, хоть и самый золотой, на такое дело не годится. У него, куда ни целуй, везде будет задница. Нет, здесь нужен только свой, немец! По крайней мере, в случае провала операции мясники Мюллера не будут цепляться с дурацкими вопросами о моей благонадежности. Так кого же?.. Бокка? Рейхера? Райхдихта?.. Кого?» — Штайн еще раз прошелся внимательным взглядом по подчиненным.
«Бокк? Опытный. В сорок первом успешно работал в тылу русских. Но сейчас не сорок первый, да и Бокк уже не тот. Засиделся на штабной работе и потерял нюх…
Райхдихт? Черт его знает, что он там на меня накопал. Да, неплохо бы тебя спихнуть. Но тут могут упереться Гемприх и служба собственной безопасности. А с ними бодаться нет ни времени, ни сил.
Остается Рейхер. Настоящий ариец. Воля — тверже, чем сталь Круппа. Сила — хоть отбавляй. Любого паникера в бара-ний рог согнет, чтоб другим неповадно было. А главное — удачливый. А удача нам всем ох как нужна. Смел до безрассудства. Может, оно и к лучшему? В опасный момент не дрогнет: других и себя положит, а задание выполнит. Значит, Рейхер!» — Штайн сделал окончательный выбор и объявил:
— Господа, я вам благодарен за участие в совещании и высказанные предложения. Честь этого, безусловно, ответственного задания, которое на нас возложили адмирал и сам фюрер, я поручаю исполнить лучшему из лучших — храбрецу лейтенанту Рейхеру!
Слабый вздох облегчения прошелестел в кабинете, и все взгляды сошлись на могучем Рейхере. Его каменная физиономия дала слабую трещину. Но он тут же взял себя в руки и глухо произнес:
— Благодарю за доверие, господин оберлейтенант! С нами фюрер и честь!
Этот девиз группы поднял всех на ноги. Кабинет наполнился шумом, и когда он стих, Штайн продолжил:
— Заместителем к вам, Кенак, назначается господин Петренко.
— Есть! — коротко ответил тот.
На смуглом лице Петренко трудно было прочесть какие-либо чувства, но во взгляде читались решимость и готовность выполнить приказ.
— Я горжусь вами, господа, — с неожиданной теплотой в голосе отреагировал Штайн на их мужественное поведение и, заканчивая совещание, распорядился: — Все свободны. А вы, Кенак, и вы, Петр, задержитесь.
Райхдихт, Бокк, Самутин и Коляда, будто освободившись от невидимого груза, все это время давившего на плечи, распрямились и, наступая друг другу на пятки, поспешили покинуть кабинет. Проводив их взглядом, Штайн кивнул Рейхеру и Петренко на стулья и предложил: