— Ставлю на Ромишвили! — загорелся Рейхер.
— Ты проиграешь, Кенак. Русский не так слаб, как кажется, — снисходительно заметил Штайн.
— Ну, давай же! Давай! — повизгивал за их спинами Шойрих.
Ромишвили предпринимал отчаянные усилия, чтобы вырваться из удушающего захвата, и в какой-то момент ему это удалось. Но пленный, изловчившись, дотянулся до обломка кирпича и нанес удар в голову. Диверсант обмяк. Ослепленный ненавистью, отчаянный смельчак ничего не замечал и продолжал исступленно молотить кирпичом Ромишвили.
Выстрел из парабеллума остановил пленного. Его рука бессильно упала плетью, пальцы разжались, и обломок кирпича с налипшими на него волосами и лохмотьями кожи вывалился на землю. Он отпрянул от безжизненного тела Ромишвили, поднял голову, испепеляющим взглядом прошелся по врагам и остановился на Райхдихте. Тот осклабился в ухмылке и процедил:
— Русский, ты ловкий, но глупый. Ты не убежал, значит, я не виноват.
В следующую секунду парабеллум затрясся в руке Райхдихта.
На этом «круг гладиатора», как называл свою садистскую затею Штайн, не завершился. Изуверская пляска смерти продолжилась. Последнего пленного, сумевшего заколоть диверсанта, пуля снайпера, засевшего на смотровой площадке, настигла у забора. Тринадцать безжизненных тел остались лежать на земле. Проверка агентов-диверсантов подошла к концу. Теперь Штайн мог смело доложить Гемприху о готовности группы к выполнению задания адмирала Канариса. Дальше задерживаться на полигоне он не стал и вместе с Райхдихтом, Боком и Шойрихом выехал в Крымскую.
Рейхер, оставшись один, не испытывал желания мокнуть под начавшим накрапывать дождем и, поручив Петренко с Асланидзе заняться очисткой полигона от трупов, отправился на хутор. Диверсантам пришлось изрядно повозиться с ними: вязкая глина налипала на лопаты — земля словно отказывалась принимать погибших. Затем построившись, они, с трудом волоча ноги по непролазной грязи, возвратились на хутор и разбрелись по своим углам.
Поздний ужин начался при гробовом молчании и без Рейхера — тот спал крепким сном. Проверка, устроенная Штайном, вывернула всех наизнанку. Даже недалекому Белодеду стало понятно, что гитлеровцы смотрели на них, как на скотину, которую, когда приходило время, можно было безжалостно пустить под нож. И только появление на столе бутыли самогона оживило обстановку и развязало языки. Пили зло и без меры. За первой четвертью последовала вторая, а после ухода Петра ужин превратился в беспробудную пьянку.
Утром на зарядку Рейхер вышел в гордом одиночестве. Чуть позже к нему присоединился Петр. Остальные диверсанты после вчерашней попойки с трудом держались на ногах. Рейхер пришел в ярость, первыми ее жертвами стали Манько и Гуцаев. Они вообще не вязали лыка. Для них отрезвление началось не с огуречного рассола, а с зуботычин рассвирепевшего Рейхера. Под его рев те из диверсантов, кто еще мог двигаться, выволокли Манько с Гуцаевым из хаты и погрузили в подводу. Рейхер распорядился отвезти их в Крымскую на расправу Штайну.
Отправив штрафников, он принялся приводить в чувство остальных диверсантов. После отрезвляющего душа, устроенного на дворе у колодца, пропустил их через «мельницу».
Обнажившись до пояса, Рейхер играючи разминался с колесами от телеги, заменявшими ему гири, и бросал свирепые взгляды на штрафников. Его спина и грудь бугрились узлами тренированных мышц. Бывший чемпион Берлина по борьбе находился в блестящей форме.
Закончив разминку, Рейхер взялся за штрафников. Он не скупился на захваты и броски — они летали по двору, будто мешки с опилками. И только гигант Асланидзе попытался оказать сопротивление. Несколько минут между ними шла напряженная борьба. В конце концов, техника Рейхера одержала верх над грубой силой. Асланидзе был повержен. Бросив на него снисходительный взгляд, Рейхер приказал:
— Асланидзе! Тем, кто не протрезвел еще, по ведру воды! Затем все на завтрак.
— Яволь, герр лейтенант, — прохрипел тот и потащился к колодцу. Вслед за ним уныло потянулись остальные диверсанты.
Рейхер и присоединившийся к нему Петр возвратились в хату. Переодевшись, они сели за стол.
Завтрак подходил к концу, когда с улицы послышался шум подъезжающей машины и во двор въехал «опель». Из него выскочил Бокк. По его возбужденному виду можно было предположить, что на базе группы в Крымской произошло очередное ЧП. Рейхер было подумал, что информация о Манько и Гуцаеве уже дошла до Штайна, но ошибся. Внезапное появление Бокка не имело к ним никакого отношения. Причина заключалась в другом.