Если существует предание, будто Дедал делал движущиеся статуи, то и оно обязано плохо понятому высказыванию древних. Дедал, согласно Палефату, первым отошел от воспроизведения человеческих фигур с тесно сомкнутыми ногами, а стал изображать их с выставленной вперед ногой (процесс, как известно, действительно имевший место при переходе от архаики к классической пластике). И вот люди стали говорить, что Дедал "сделал статуи идущими", — отсюда и миф, будто его статуи были способны передвигаться (XXI).
Алкестида, по Палефату, являлась не супругой, а двоюродной сестрой Адмета, у которого она нашла приют от преследовавшего ее брата Акаста. Когда же Адмет, выйдя из осажденного города, попал в плен к Акасту, Алкестида решила не губить своего защитника и добровольно отдала себя в руки Акаста. Оказавшийся вскоре в гостях у Адмета Геракл пошел войной на Акаста и отбил у него Алкестиду. Люди же стали говорить, что он вырвал женщину из рук самой смерти (XL).
В пределах таких же "филологических" средств остается Палефат, объясняя, почему Гериона и Кербера считали трехголовыми, а Котта и Бриарея — сторукими. Первые происходили из города Трехглавие, вторые — из города Сторучье; и слова "Герион (Кербер) из Трехглавая" кто-то понял так, что они были о трех головах; про Сторуких это объяснение не приводится, но, по-видимому, предполагается (XIX, XXIV, XXXIX).
Иногда такая лингвистическая интерпретация основывается на игре слов, причиняющей достаточно забот переводчику.
В гл. XXXV Палефат опровергает миф о происхождении мелийцев (Μελίαι) из ясеней (по-гречески: μελίαι); на самом деле, люди из деревьев не возникают, а название этого племени произошло от некоего Мелия, как эллинов — от Эллина и т.п. Миф о яблоках Гесперид Палефат перетолковывает, исходя из омонимии: τὸ μῆλον обозначает и яблоко, и представителя мелкого домашнего скота — овцу, козу. Не веря ни в волшебниц Гесперид, живущих на краю света, ни в существование золотых яблок, ни в сторожащего их дракона, Палефат объясняет дело таким образом, что Геракл отправился к дочерям Геспера в Карию за стадом великолепных овец, которых поэтому и называли золотыми. Убив пастуха по имени Дракон, Геракл вернулся домой, и люди говорили: "Видели мы великолепных овец (χρυσᾶ μῆλα) Гесперид". Позднее это стали понимать как "золотые яблоки" Гесперид.
Такого же рода объяснение в гл. XLV, где словом χέρα обозначается и рог животного, и изделие из рога — шкатулка или ящичек.
Нельзя не признать, что объяснения Палефата носят иногда достаточно натянутый характер, превосходя подчас своей искусственностью даже самый миф. Вероятно, поэтому некоторые исследователи нового времени относятся к его сборнику без особого почтения[14]. Однако в послеантичные времена его хорошо знали и много читали; отклики на толкования Палефата, кроме уже упомянутого Евсевия, встречаются у Иоанна Малалы, Цеца, Евстафия[15]. Дошло до нас в общей сложности свыше 30 рукописей различного достоинства, содержащих "О невероятном". Они датируются от XIII до XVI в.[16]
Первое печатное издание Палефата (вместе с баснями Эзопа) вышло, как уже указывалось, в Венеции в 1505 г. у Альда Мануция. Затем Палефата неоднократно издавал на протяжении XVI в. болонский филолог Филипп Фазианино; в XVII в. к Палефату обращались в Голландии К. Толли (Амстердам, 1649), в Швеции — М. Бруннер (Упсала, 1663); в Великобритании — Т. Гейл (Кэмбридж, 1670; Амстердам, 1688), в Германии — П. Патер (Франкфурт, 1685 и 1687). Ближе к нашему времени находится выпущенное шесть раз подряд за короткий срок с 1761 по 1789 г. издание Палефата, осуществленное в Лейпциге И.Ф. Фишером. Затем "О невероятном" вошло в известное собрание греческих мифографов А. Вестерманна (1843 г.), который в предисловии указал на сложности, ожидающие издателя этого сочинения: между рукописями существуют труднопреодолимые расхождения в составе сборника и порядке изложения, не говоря уже о лакунах и неудовлетворительном в целом ряде случаев состоянии текста.
Выходили в XIX в. также издания "О невероятном" для школьного употребления, иногда со специальными словарями[17] — на свое слово в изучении рукописной традиции Палефата они, естественно, не претендовали.
14
Ср.
16
С одной из них (конец XIII — начало XIV в.) связана почти детективная история. Преподававший в Москве Х.Ф. Маттеи, склонный ко всякого рода авантюрам и мистификациям, выдрал 20 листов, содержащих текст Палефата, из московского синодального кодекса и в 1788 г., переехав в Мейсен, продал их Дрезденской библиотеке. Теперь этот кодекс, исконно значившийся как Mosquensis, именуется в рукописной традиции Палефата под шифром d (Dresdensis).
17