После осмотра — гимнастика или час верховой езды. Преодоление препятствий, рубка, вольтижировка. Потом Дегтярев отпускал нас на завтрак. Начинались занятия с красноармейцами, преимущественно в поле. И так ежедневно, кроме выходных, которых в ту пору было много: неделя состояла из пяти суток. В выходные дни проводились конно-спортивные или стрелковые состязания, вылазки в тайгу, на море…
За первые месяцы командования Дегтярев ощутимо подтянул полк, перестроил на новый лад всю боевую подготовку. Неоднократно выводил дивизионы на учения по прямым маршрутам. Где пролегла линия на карте, там шли и мы. Полк медленно двигался по бездорожью, через заросшие лесом сопки, через овраги и реки, прокладывая колонный путь. Снег, дождь, вьюга, зимняя ночь в лесу под открытым небом, оборона и наступление в любых условиях — все это бойцы и командиры испытали на себе. Дегтярев делил с нами все трудности.
Он был строг, суров, требователен. Но в то же время справедлив и очень заботлив. Каждому по заслугам: нерадивого наказывал, старательного поощрял. Ничто не укрывалось от его пытливых внимательных глаз. Опыт и знания Дегтярева восхищали нас, молодых артиллеристов.
Но вот начались массовые репрессии 1937–1938 годов. Арестовали начальника артиллерии дивизии полковника Кожаева, а за ним и Дегтярева. Их объявили врагами народа.
У Дегтярева остались жена и сын. Помню, я как-то подошел к магазину и увидел жену Дегтярева. Красивое лицо ее осунулось, побледнело, глаза были полны слез.
— Что случилось? — спросил я.
— Не дают ничего купить, — ответила она, сдерживая рыдания.
Я пошел с ней в магазин, сам купил продукты и отправил ее домой. В магазине некоторые жены командиров фыркали, шушукались:
— Ишь ты! Тоже защитничек нашелся…
— Видать, заодно с ними…
Я не осуждал женщин. Настроение их было понятно. Все мы в ту пору верили тому, что писалось в газетах о «врагах народа». Вызывало удивление только одно: почему их так много развелось вдруг? Некоторые из нас начинали сомневаться в правильности обвинений. Но все молчали, боясь поделиться своими мыслями даже с закадычными друзьями: увы, органы безопасности верили доносам и анонимным письмам.
Арестовывали многих. Армия лишилась закаленных ветеранов. Командовать полками и дивизионами стали люди молодые, зачастую не имевшие ни знаний, ни опыта. Страшно и неприятно вспоминать события тех трудных лет. И хочется еще раз от души сказать спасибо Центральному Комитету нашей партии, который не побоялся открыть народу всю горькую правду о сталинском произволе и беззакониях. Партия исправила ошибки того периода.
Дегтярев находился в заключении около двух лет. Тяжкие испытания не сломили его волю, он сохранил огромную работоспособность и энергию.
В 1941 году генерал Дегтярев, будучи начальником артиллерии 4-й армии, которой командовал тогда генерал армии К. А. Мерецков, участвовал в контрнаступлении под Тихвином. Потом его назначили начальником артиллерии 2-й ударной армии. Весной 1942 года, во время боев в окружении, Дегтярев был ранен и доставлен на самолете в московский госпиталь. После излечения — опять в строй, в штаб фронта.
Двое суток изучал я распределение артиллерии по армиям, ее численный и боевой состав, обеспеченность боеприпасами, горючим, средствами тяги. Знакомился со схемой связи, с переговорными таблицами, с разведывательными данными о системе и характере обороны противника и со многим другим, что должен знать оператор, чтобы планировать боевые действия артиллерии.
— Ну как, врос в обстановку? — спросил подполковник Черток, когда я пришел к нему за указаниями по планированию артиллерийского обеспечения.
— Почти. Но с намеченной операцией знаком только в общих чертах. Подготовка развернулась полным ходом, а я только что прибыл.
— Да, надо было пораньше вас вызвать. Ну ничего. Сейчас все разберем по порядку.
Черток посвятил меня в детали операции, которая готовилась по приказу Ставки Верховного Главнокомандования. Волховский фронт силами 8-й армии должен был прорвать вражескую оборону и во взаимодействии с войсками Ленинградского фронта окружить и уничтожить противника в районе Мга — Синявино. Тем самым был бы расширен в несколько раз «коридор», соединявший оба фронта, и мы значительно улучшили бы свое положение. Ведь враг по-прежнему угрожал замкнуть кольцо блокады вокруг Ленинграда, и надо было ликвидировать такую возможность.