- Завтра день дождя, а крыша на честном слове держится. А ты тут разлегся в своих… синих труселях.
- Я слежу за водой. Сегодня же баня по расписанию.
- Леша, я серьезно. Ты пойми, здесь некогда загорать. Чуть расслабишься, и все… фьють и нет тебя.
- Опять на испуг берешь?
Лина не ответила, положила кусочки рыбы на сковороду, подошла к вертелу, на котором висели котелки.
- Вода то готова уже, контролер. Снимай их давай.
Я нехотя встал и осторожно разукомплектовал вертел.
- Куда поставить?
Она насмешливо оглядела почти голого меня.
- К умывальнику неси.
Вообще, процесс нашего мытья обещал быть крайне незатейливым. Лина накинула на растянутую веревку кусок синего тента, обозначив границы между мужским и женским отделением, постелила на траву вездесущие коврики, выдала мне маленькое вафельное полотенце, назвав его мочалкой, и небольшой кусок хозяйственного мыла. В нашем распоряжении оказались сосуды с горячей и холодной водой и два небольших ковшика.
Я яростно тер себя во всех доступных местах, стараясь не смотреть на ее выглядывающие из под тента ноги, а Лина щедро поливала себя и пела. Честно говоря, голос у нее оказался необыкновенный. Высокий чистый нежный… Она пела на незнакомом языке, я сначала принял его за японский, и песня ЗВУЧАЛА. Голос то возносил мелодию в небо, то тек к земле по ее коже, то замирал, то вновь обретал крылья. В конце концов, я забыл про мочалку и мыло и просто слушал. Потом она внезапно смолкла.
- У тебя что, вода закончилась?
- Э… нет. Заслушался просто. Такая песня… такая… и голос…
- Правда понравилось?
- Правда. Очень-очень.
- Тогда потри мне спинку, - тихо попросила она.
- Да без проблем, - поспешно ответил я и сглотнул. – Но ты там отвернись что ли.
- Я отвернулась и на села коврик, так что не бойся, заходи.
Я откинул тент и зашел на ее сторону. Она сидела, спрятавшись в свои колени, защищаясь худой спиной с полосками ребер. Мне инстинктивно захотелось ее обнять.
Я осторожно стал водить мочалкой, вдоль позвоночника.
- Так не пойдет! Сильнее три. Прям сильно!
- Ну, берегись! – и я приложился со всей силы. Но Лина только постанывала от удовольствия. Я вошел в раж. Тер от плечей до ягодиц, потом сбоку стал добираться до бедер, потом сверху стал падать на ключицы и ниже… Тело мое, намагничиваясь, хотело быть все ближе.
- Леша, - услышал я ее приглушенный голос. – Спасибо. Достаточно.
Я зажмурился и выдохнул.
- Да, извини.
Я вернулся на свою половину и задернул тент. Возбуждение остывало как выключенный тен. Домывались мы в молчании.
Также в тишине мы пообедали. После бани в теле царила легкость и свежесть. Я наконец-то сменил одежду. Словно на этот случай в моем рюкзаке нашлась чистая футболка и легкие походные брюки. Лина, намотав на голову полотенце, в застиранной клетчатой рубашке, которую она надела как платье: края ее свисали почти до колен, выглядела совсем юной.
Я несколько раз пытался начать беседу, и что-то меня тормозило. Но после последнего куска рыбы, решился.
- Можно спросить? На каком языке ты пела?
Лина вытащила изо рта рыбную косточку и облизнула губы.
- На корейском. Я наполовину кореянка.
- А понятно. А я все гадал, почему ты так похожа на персонаж из аниме.
- Когда-то обожала японские мультики. Была заядлой анимешницой. Из-за моей внешности даже имела некоторый успех.
- Вспомнил! - Я хлопнул себя по коленке. – Ты похожа на принцессу Мононоке.
Она засмеялась.
- И правда. Похожа. И лес тут такой же… С придурью.
***
Весь остаток дня я занимался крышей. Поиски оптимального решения заставили меня срубить молоденькое деревце с прямым стволом. Я очистил его от ветвей и водрузил в центре убежища. Теперь наш дом стал походить на шатер. Пришлось обновить растяжки на укрывающих крышу полотнищах. Я перетянул все заново. А потом кое-где подравнял и укрепил расшатанные стены. Место Лина выбрала правильное – жилище располагалось на возвышении, поэтому для отвода воды оставалось прорыть несколько канавок. На этом работу по текущему ремонту дома я справедливо посчитал законченной.
Вечерело. Умывшись, я вернулся к нашей летней кухне. Лина, еще утром прочитавшая мне короткую лекцию, о недопустимости безделья, крепко спала на розовом каремате. Флисовый плед сполз с ее ног, и она трогательно подрагивала босыми ступнями. Я погладил ее по еще влажным волосам.
- Просыпайся. Перед закатом спать вредно.
Лина резко открыла глаза, испуганно посмотрела на меня, по сторонам и тут же села.
- Я что, спала? Боже, уже вечер! Почему ты не разбудил меня? Как я могла уснуть?
- Да что ты так всполошилась… Ну, подумаешь, уснула.
- Ох, аж голова заболела.
Лина, пошатываясь, поднялась, запахнулась в плед.
- В следующий раз не давай мне уснуть! Так и до беды недалеко, - потом она оглянулась и захлопала ресницами. -Поверить не могу! Ты сделал крышу! Мужчина в доме завелся.
- Не сам же завелся. Это ты завела. Вот и накорми мужика, а то он голодный, - сказал я.
- У нас есть остатки вчерашнего супа. Я с запасом сварила.
***
Наутро пошел дождь. Вокруг громыхало, дрожало, сверкало. Редкие удары о крышу сменились очередями, а потом все слилось в непреходящий шум летящей сверху воды. Я с удовлетворением отметил, что мои вчерашние труды себя оправдали. Крыша держала. Но внутри все равно стало сыро и неуютно. И поэтому грустно.
Лина, раскинув руки на своем подспущенном матрасе, безмятежно смотрела очередной сон. Я позавидовал ее невосприимчивости к громам и молниям, и принялся следить за маленьким паучком, творящим паутинку под куполом дома. Паучок обстоятельно рассказывал об уверенности и трудолюбии, а также намекал на присутствие чувства прекрасного: рождающийся узор получался безукоризненным. Маленькая мушка повелась на искусство и тут же прилипла к нему. Паучок замер в раздумьях: то ли закончить начатое, то ли перекусить. Художник победил, и после паузы, он вновь принялся создавать линии и круги. А мушка, осознав тщетность попыток освободиться, покорно приняла свою судьбу и ждала.
А может я умер, внезапно подумалось мне. Как раз ту самую первую ночь. Ну, мало ли, вдруг сердечный приступ во сне. И теперь все вокруг - это посмертные странствия души. Я в лабиринте чистилища, и боги решают, в какую сторону меня направить. Я вспомнил, как горячо молился, перед тем как из леса возникла Лина. Наверняка, она мой добрый ангел и помогает скоротать время, пока мироздание рассматривает дело Алексея Волкова, 35 лет, женатого, несудимого и в принципе положительного. Если принять во внимание подобное допущение, то можно легко объяснить и чертовщину с лесом, и отсутствие времени, и зеленый свет в Ее глазах. В конце концов, что мы знаем о жизни после жизни. Недаром, здесь находят мертвых.
Тут мне нестерпимо и совершенно неастрально захотелось по-маленькому. Выходить на улицу под щедрые «хляби» очень не хотелось. Поэтому я встал, отошел в угол и заполнил выданную накануне бутылку. После закрутил крышку и оставил возле двери. Получается, души тоже хотят в туалет. Ну а почему нет. Тонкие тела – это ведь тоже организмы.
Я вновь забрался в спальник и честно постарался уснуть. Гул разбушевавшихся стихий за стенами как-то сгладился и превратился просто в фон. Я немного поворочался, плюнул на сон и начал вспоминать себя «до того как». Странно, что память моя словно замылилась. Все образы близких и любимых людей потеряли четкость и яркость. Их заблюрило вогнутыми и выпуклыми линзами здешних пространств. И сколько я ни старался сконцентрироваться на свете родного очага, вернуть фокус так и не удалось. Двери закрывались. Пора отпускать прошлое. Нужно уходить налегке.
Паучок, наконец, завершил свое паутинотворчество, и теперь пристально смотрел на затихшую мушку. Я мысленно пожелал ему приятного аппетита. Лина все еще спала. А вчера поднялась еще затемно, и меня, еще сонного, утащила в дебри. Весьма спонтанная девица.
И тут я нечаянно чихнул. И вышло громко. Лина поморщилась, застонала и открыла глаза.
- Ты не спишь? – сипло спросила она.
- Сплю.
-Ааа… ну спи. В день дождя можно выспаться. Утреннего обхода нет.