Извлечение из десятого фрагмента
Религия, или закон, общий у татар с турками, а также с прочими сарацинами, напоминает иудаизм (judaismum) и несторианскую ересь (haeresim Nestorianum)[363]. Они признают единого и цельного (simplicem) Бога. Ибо они верят в Христа, святого проповедника и конечного судию мира, рожденного от непорочной Девы. но не претерпевшего страстей. Они соблюдают обрезание. Но его производят в таком зрелом возрасте, в каком подвергся обрезанию Измаил (Ismahel), патриарх их. Рассказывают, что возникла эта секта (secta) в Мекке (Меcha)[364], городе Аравии, около 600 года от Рождества Христова при содействии иудеев (judaeis), переселившихся туда. после падения Иерусалима, по злому умыслу некоего монаха и злостного вероотступника Сергия (Sergii), на погибель христианства (Christianitatis). Она [была] создана одним неграмотным арабом (Arabem), наделенным весьма острым умом. Он, став из возницы мужем и господином богатой женщины, возжелал также возыметь власть над своими [людьми]. Когда эта попытка не удалась, он выдал себя за посланника (nuntium) и пророка божьего и убедил [в этом] арабских идолопоклонников[365]. Вера эта, которую они считают себя обязанными распространять оружием, настолько баснословна, что они высшее благо и наслаждение полагают в удовольствиях, которыми блаженные будут наслаждаться в будущей жизни посредством вкушания, осязания и всех внешних чувств. И все же варвары в таком скотском заблуждении бахвалятся, что они близки Богу, а любовью и деяниями, которыми умилостивляют Божественное Величие, превосходят нас. И они сулят, что по делам Бог благосклонен к ним и надеются, что положение их дел со временем улучшится; таково человеческое тщеславие.
Нас же, христиан, из-за большой небрежности к божественным делам и тому, какие один другому наносит вред, зло, они порицают, осмеивают, попрекают, [говоря], что [мы] варвары, безбожники, случайно носящие имя Христа, не принадлежащие к его вере, и почитают нас недостойными общения с ними. Они свято чтут правосудие. Они проповедуют свою религию с неутомимым рвением. Молитвой они начинают день и молитвами кончают. Ежедневно утром, вечером и днем они молятся; и ничто не может заставить их отказаться от этого. Это дело они возлагают не только на священнослужителей (sacerdotes), хотя и их они имеют для молитвы и толкования веры. Любой у них, как клирик (clericus), так и мирянин (laicus) и тайно, и пред людьми на всеобщих сходках исповедуют Бога, Землю, на которой они, всегда трезвые, с конечностями, омытыми очистительной водой, беседуют с Богом, подражая Священному Писанию, они почитают святой и простираются на ней. В святилищах у них нет никаких сидений. Они производят своеобразные жесты, предписанные и определенные законом, воздевают ладони к небу, преклоняют колени, наклоняясь до самой земли, припадают к ней лицом, всем сердцем, и всеми членами они предаются молитве, в которой они говорят не слишком много слов, но исключительно эти: «Единому и бессмертному Богу, Творцу неба и земли, кроме которого нет иного, честь и слава во веки веков».
К молитве они присовокупляют пост. Ведь они целыми днями умерщвляют души свои не только голодом и жаждой, но воздерживаются от всякого нечестивого слова и дела, не помышляя ни о чем, кроме божественного, до глубокой ночи, когда они принимают пищу не для пресыщения, но для восстановления сил. Им смешны наши посты, не включающие ни голода, ни жажды, ни пепла[366], ни размышлений о божественном, ни бдений, ни молитв.
Они щедры и раздавая милостыню. Ведь они не позволяют никому из своего народа нищенствовать или умирать от голода и холода. Однако с этими благодеяниями неразлучно связана справедливость. Ибо они дают не тем, кто превратит милостыню в алчность и роскошь, но беднякам, больным, паломникам, ученым (scholasticis), овладевающим знаниями писаний и обрядов их религии.
Выведывать божественные тайны у них считается грехом и невежеством, они проклинают нашу дерзость, поскольку иные из нас божественные суды и тайны, которые они называют великой бездной, обсуждают в застольях, всуе поминая имя Божие[367]. Татары высмеивают наших церковников или пророков (prophetas), порицают, что храмы полны украшений, сидений, алтарей, образов стареющего Бога и красивых женщин, возбуждающих похоть, [что] в них на сидениях почтеннейшие [люди] мирно восседают [и] спят, когда идет служба, а бедным людям не позволяют садиться; сами ходят в храмы, окруженные большой свитой (stipatores), позволяют им стоять возле себя, выставляя напоказ свою гордыню. А у татар нет ни одного хана (tyrannus), который окружал бы себя в синагоге служителями (apparitor) или телохранителями, дабы не выделяться среди народа. Он не претендует на то, чтобы восседать, его смирение соразмерно его величию.
363
"...
364
В г. Мекке (ныне в Саудовской Аравии) в начале VII в. н. э. (ок. 610) сложилась первая община последователей ислама, возглавляемая Мухаммедом (см. прим. 213). В Мекке находится главная святыня ислама, место паломничества мусульман — храм Кааба.
365
Мухаммед (между 570 и 580-632) — основатель ислама, араб из племени курейш. Провозгласил себя последним посланником аллаха и величайшим пророком; организатор теократического государства, объединившего арабские племена.
Приведенные Литвином факты из биографии Мухаммеда (неграмотность, женитьба на богатой купчихе) свидетельствуют о знакомстве автора со специальной литературой о мусульманском мире.
Сектантское христианство и иудаизм (отчасти также манихейство и зороастризм) действительно оказали влияние на догматику и обрядность ислама, но Литвин чрезмерно упрощает этот вопрос, ошибочно приписывая иудеям и христианам-отступникам прямое участие в создании мусульманской религии.
366