— Привет, мам, — с улыбкой говорит Себастьян. — Это Таннер. В этом семестре у него Семинар.
Его мать улыбается и подходит ближе, чтобы поприветствовать меня в своем доме и пожать мне руку. Мое сердце все еще беснуется в грудной клетке, и мне даже любопытно, не выгляжу ли я готовым отключиться. Она предлагает мне перекусить и напитки. Спрашивает, над чем именно мы работаем, на что я и Себастьян, не глядя друг на друга, невнятно мычим что-то про книгу.
Но кажется, наши ответы приняты, поскольку миссис Бразер поворачивается к Себастьяну уже с другим вопросом
— Ты перезвонил Эшли Дэвис?
Словно по собственной воле, его взгляд сначала метнулся ко мне, а уже потом к маме.
— Напомни, кто она?
От прозвучавшего пояснения у меня внутри все сводит.
— Организатор мероприятий, — сделав паузу, мама Себастьяна многозначительно добавляет: — Она организует знакомства для одиночек.
— О. Еще нет.
— Но, — она тепло ему улыбается, — ты только не забудь, хорошо? Я сказала ей, что ты позвонишь. Думаю, уже пора.
Пора? В каком это смысле? Его родители беспокоятся, что в его девятнадцать у Себастьяна нет девушки? Я думал, он и не должен состоять в отношениях, когда уедет на миссию.
Может, они подозревают, что он гей?
Себастьян начинает говорить, но миссис Бразер мягко перебивает его, отвечая тем самым на мои вопросы.
— Я не говорю, что тебе нужно к кому-то привязываться. Просто хочу, чтобы ты узнал… людей, — ха, она про девушек, — так что когда вернешься домой…
— Хорошо, мам, — тихо говорит Себастьян, снова мельком глянув сначала на меня. И улыбается, чтобы сгладить тот факт, что перебил.
Кажется, она довольна его ответом и продолжает:
— А твой рекламный агент уже прислала расписание автограф-сессий?
Поморщившись, Себастьян качает головой.
— Еще нет.
Ее улыбка тает, а на лбу появляется морщина.
— Я беспокоюсь, что у нас будет слишком мало времени, чтобы все скоординировать, — сокрушается миссис Бразер. — Мы еще не оформили твои документы, а предстоит согласовать все с MTC. Если ты уедешь в книжный тур в июне, то времени останется совсем немного. Куда тебя отправят, мы еще не знаем, так что думаю, тебе нужно будет провести в Центре не меньше трех месяцев, перед тем как уедешь.
В любом другом доме столь детальное планирование привело бы к шуточкам про спец-агентов и ручки, превращающиеся в мачете. Но не здесь.
А потом у меня в голове что-то щелкает. Мой мозг сейчас словно мамин старый Бьюик: она всегда какое-то время жала на педаль газа, прежде чем двигатель оживал — эти несколько секунд были ему необходимы. Мне понадобилось ровно столько же времени, чтобы понять, что Себастьян и его мама говорят про это лето.
И что потом он на два года уедет из Прово.
А MTC — это центр подготовки миссионеров [Missionary Training Center — прим. перев.]. Себастьян отправится туда через четыре месяца.
Четыре месяца кажутся вечностью.
— Я спрошу у нее, — отвечает Себастьян. — Мне жаль, что так получается. Но когда в последний раз я интересовался, они сказали, что вышлют расписание тура, как только тот будет готов.
— Просто нам так много нужно сделать до твоего отъезда, — замечает миссис Бразер.
— Я знаю, мам. И я все успею.
Поцеловав его в макушку, она уходит. Комната кажется погруженной в звенящую тишину.
— Извини за эту суету, — говорит Себастьян, и я ожидаю увидеть на его лице напряжение, но когда поднимаю голову, вижу широкую улыбку. Наш неловкий разговор отошел куда-то в сторону. И столь же неловкий разговор с его мамой тоже. — Просто нужно так много всего согласовать. Причем как можно скорее.
— Ага, — я прихватываю свою губу двумя пальцами и гадаю, как задать Себастьяну интересующие меня вопросы, а его улыбка исчезает, когда он видит, как я прикасаюсь к своим губам.
Не знаю, что это за момент, но — как и его реакция на собственное признание, что приехал увидеться со мной, в тот день, когда мы возились с лодкой, — он значит очень и очень многое.
А все потому что улыбка Себастьяна была настоящей, пока он не посмотрел на мой рот, после чего мгновенно испарилась.
Комната заполнена невысказанными чувствами. И они нависли над нашими головами как дождевые тучи.
— Куда ты уезжаешь? — спрашиваю я.
Себастьян встречается со мной взглядом, но улыбки уже не видно.
— О, после книжного тура? Еду на миссию.
— Ну да. Точно, — мое сердце грохочет, как катающиеся по полу мраморные шарики. Не знаю, почему, но я хотел, чтобы он сказал это вслух. — И ты не в курсе, куда тебя направят?
— Думаю, в июле узнаю. Как ты сам уже слышал, нам еще предстоит отправить мои документы, но до релиза книги я это сделать не могу.
Трудно понять миссию, если ты не мормон. Молодые мужчины — реже женщины — покидают свои дома на два года, когда их отправляют в любую точку мира. В чем будет заключаться их работа? Делать новых мормонов. Но не в сексуальном смысле — это позже. Миссионеры делают новых мормонов путем крещения.
Все мы их видели — на велосипедах или пешком, в аккуратных брюках и идеально отглаженных белых рубашках с коротким рукавом. С черными блестящими табличками, где указаны имена, и широкими улыбками они приходят к дверям наших домов и спрашивают, не хотим ли мы услышать об Иисусе Христе, нашем Господе и Спасителе.
Большинство из нас отказывает им вежливым «Нет, спасибо».
Но моя мама никогда не говорит им нет. И ее личное отношение к Церкви не имеет значения — уж поверьте, мама не позволяет им говорить с ней про Книгу Мормонов. Однажды в Пало-Альто она сказала, что миссионеры сейчас далеко от дома. И это правда. Многие приехали издалека и провели весь день на ногах. А когда мы приглашали их войти, они были сама вежливость, какую вы и представить себе не можете. Они перекусывали, пили лимонад, и их благодарность была безграничной.
Миссионеры — это одни из самых добрых людей, каких вы только встречали. Но они захотят, чтобы вы прочли их книгу и послушали об истинной вере их Церкви.
Во время миссии запрещено смотреть телевизор, слушать радио и читать что угодно, кроме несколько одобренных Церковью текстов. Цель миссии — погрузиться в свою веру максимально глубоко, побыть в одиночестве и стать мужчинами, помочь укрепить Церковь и распространить Евангелие. В родном городе миссионерам нельзя оставить подружку. И уж, конечно, им запрещено заниматься любым видом секса — в том числе однополым, естественно. Миссионеры хотят спасти вас, потому что думают, будто вам это необходимо.
И Себастьян хочет стать одним из них.
Не могу перестать об этом думать. Оглядев комнату, где все предметы лишь служат подтверждением моим мыслям, я понимаю, что, конечно же, Себастьян хочет стать одним из них. Он и так один из них. А тот факт, что он так запросто видит себя в моей книге и что знает о моих чувствах к нему, ничего не меняет.
Меня больше не волнует мой переделанный роман; я бы дал Себастьяну прочитать оригинальную версию — ту, где совершенно очевидно, что я не могу перестать о нем думать, — если бы он пообещал мне остаться.
Неужели он хочет отправиться на миссию? Неужели готов уехать отсюда и посвятить два своих самых молодых, самых сексуальных и полных приключений года нуждам Церкви? Неужели готов отдать свою жизнь религии — буквально отдать?
Я таращусь на собственные руки и не понимаю, какого черта тут делаю. Пейдж и ее сверкающие сердечки ничто по сравнению со мной. Наивнее меня нет на свете.
— Таннер.
Я поднимаю голову и по тому, как Себастьян на меня смотрит, понимаю, что он зовет меня не в первый раз.
— Что?
Он пытается улыбнуться. Он нервничает.
— Что-то ты притих.
Откровенно говоря, терять мне нечего.
— Кажется, я все еще застрял на мысли про твой отъезд на два года. Словно до меня только сейчас дошло, чем ты занимаешься.
Мне даже не нужно пояснять. Себастьян прекрасно понимает. И улавливает подтекст: ты мормон, а я нет. Как долго мы на самом деле можем быть друзьями? Впрочем, всего лишь другом я тебе быть не хочу. Я вижу все это в его глазах.