— Завтра у меня футбольный матч, а потом мы с Лиззи едем в Орем помочь одной семье с переездом.
Ах да, служение. Да еще и в Ореме. М-да. Дома там красивые, но — если такое вообще возможно, — в этом городишке еще тише, чем в Прово.
— И куда собрались бедолаги?
Себастьян озадаченно смотрит на меня.
— Они переехали туда из Прово.
— Ты говорил, что никто бы не захотел переехать в Орем откуда бы то ни было.
Себастьян смеется, а я пьянею от одного вида его улыбки и возникающих от нее тонких морщинок у глаз.
— Нет. Я всего лишь хотел сказать… — немного подумав, Себастьян смеется снова. — Ну ладно, да. Не думаю, что кто-нибудь переехал бы в Орем откуда бы то ни было. Кроме Прово.
— Эй, Себастьян!
От моей интонации его щеки вспыхивают, а улыбка непостижимым образом становится застенчивой и соблазнительной одновременно.
— Что?
— Ты нормально относишься к тому, что между нами произошло?
Он бледнеет, но отвечает с готовностью — что чересчур, на мой вкус.
— Да. Совершенно.
— Уверен?
На место застенчивости и соблазна приходит такое великодушие, что мне начинает казаться, будто мы обсуждаем, нравится ли ему пережаренное мясо, приготовленное моей мамой.
— Конечно.
Подчиняясь какой-то инстинктивной необходимости, я протягиваю руку, чтобы прикоснуться к нему, но Себастьян уворачивается и в панике смотрит по сторонам.
— Мы… Я… Нет. Мы не можем, — его слова срываются с языка будто неуклюжие удары топора по дереву.
— Прости.
— Только не вблизи к городу.
Очевидно, я не очень хорошо умею прятать свои эмоции, потому что, поморщившись, Себастьян шепчет:
— Я не пытаюсь морочить тебе голову. Просто такова реальность. Я не могу… говорить об этом… Только не здесь.
***
Весь вечер я избегаю общества мамы, пока та взглядом дает мне понять, что хочет поговорить, и отправляюсь в свою комнату, сославшись на необходимость исправить косяки в домашнем задании, — это чистая правда, но поскольку сейчас вечер пятницы, одурачить мне никого не удается. Мне звонит Отем. Звонит Мэнни. А потом и Эрик. Все куда-то собираются и что-то планируют, но это всего лишь ничегонеделание, которым мы занимались годы напролет. Выпить низкоалгокольного пива или рутбира и наблюдать, как один за другим народ уходит пообжиматься по темным углам, не кажется мне сегодня привлекательной затеей.
Мне просто хочется побыть одному — но не для того, чтобы отсматривать в Инстаграме аккаунты горячих моделей-парней. Я хочу воспроизвести в голове нашу с Себастьяном прогулку — снова и снова. Все, кроме ее конца.
Просто такова реальность.
Только не здесь.
Я мог нырнуть с головой в эту угнетающую истину, но вдруг Себастьян присылает мне эмодзи с изображением горы со снежной вершиной, и это словно брызги керосина на тлеющую свечу у меня в груди.
Я вышагиваю по комнате вперед-назад и с широкой улыбкой смотрю на экран телефона.
Гора. Наша прогулка. Наверное, сейчас Себастьян у себя в комнате тоже думает о ней.
Мои мысли резко меняют свое направление. Возможно, он уже в постели.
Тоненький голосок в моей голове машет оранжевыми флажками, пытаясь вернуть мысли в прежнее русло.
Я сдерживаю порыв прислать Себастьяну радугу, баклажан или высунутый язык и вместо всего этого отсылаю рассвет над горой. Мне в ответ приходит футбольный мяч. Точно, это его планы на выходные. Я отправляю эмодзи с изображением лодки — как напоминание, чем мы можем заняться летом… если он будет рядом.
Телефон вибрирует в руке.
«Мы обсудим твою книгу?»
«Да, конечно».
Мое сердце несется вскачь. Из-за всех этих тревог, признаний и поцелуев я совсем забыл, что Себастьян читал мои главы и знает, что они про него. Как забыл и о том — хотя он явно нет, — что в итоге мне придется эту книгу сдать.
«Я все исправлю».
«Изменю так, что не будет понятно».
«Мы можем поговорить об этом при встрече, если ты не против».
Я морщусь и шлепаю себя по лбу. Осторожней, Таннер!
«Конечно».
Его сообщение после этого немногословное:
«Спокойной ночи, Таннер».
Я отвечаю тем же.
И вспоминаю, что Себастьян сегодня мне сказал. «Не могу понять, как себя при этом чувствую: хорошо или ужасно».
***
— У меня уже примерно пятнадцать тысяч слов, — заявляет Отем в понедельник после обеда вместо приветствия. Она сидит на своем месте в классе, где всегда проходят занятия Семинара, и выжидающе на меня смотрит.
Я задумчиво почесываю подбородок.
— А у меня семьдесят стикеров с заметками.
Это неправда. У меня там глава на главе. Несмотря на данное Себастьяну обещание, я продолжаю писать, потому что слова каждый вечер так и просятся вырваться на свободу. И я все еще ничего не изменил. Скорее добавил, желая запечатлеть каждую проведенную с ним секунду.
— Таннер, — говорит Отем тоном строгой училки. — Тебе стоит думать о книге с точки зрения количества слов.
— Я ни о чем не могу думать с точки зрения количества слов.
— Надо же, какой сюрприз, — саркастически замечает она. — В книге должно быть от шестидесяти до девяноста тысяч слов. А ты пишешь на стикерах?
— Может, я пишу детскую книгу.
Посмотрев вниз, Отем приподнимает брови. Проследив за ее взглядом, я тоже смотрю вниз перед собой. Из блокнота выглядывает краешек стикера, на котором виднеются слова:
ПРОВЕСТИ ЯЗЫКОМ ПО ЕГО ШЕЕ.
— Нет, это не детская книга, — уверяю я и запихиваю стикер обратно.
Отем ухмыляется.
— Рада слышать.
— А сколько примерно слов на одной странице?
Она испускает страдальческий вздох, который, судя по всему, не наигранный. Сам себя я бы тоже уже взбесил.
— Примерно двести пятьдесят, если двенадцатым шрифтом с двойным межстрочным интервалом.
Быстро прикидываю в уме.
— То есть ты написала шестьдесят страниц?
Я написал больше сотни.
— Таннер, — на этот раз Одди произносит мое имя с еще большим нажимом. — Срок сдачи книги в мае. А уже заканчивается февраль.
— Знаю. И я справлюсь. Честно, — хочется, чтобы Отем мне верила. Но совсем не хочется, чтобы она попросила дать ей посмотреть. Было унизительно даже Себастьяну показывать фейковые главы. И если он беспокоится из-за узнаваемых «Колина», «Эвана» и «Иэна», то представьте, что будет, если прочитает кусок, который я написал в субботу, где Таннер в горах целуется с Себастьяном.
— Где ты был в пятницу? — спрашивает Одди, рассеянно тыча карандашом в образовавшуюся от подобных действий сотен других учеников выемку на поверхности стола.
— Дома.
Мой ответ привлекает ее внимание.
— Почему?
— Устал.
— И ты был один?
Я невозмутимо смотрю на нее.
— Ага.
— В пятницу днем я видела, как вы с Себастьяном ходили гулять в горы.
Мое сердце словно вырывается из груди и без оглядки уносится куда-то по коридору. До сих пор мне даже в голову не приходило, что нас могут увидеть или что вообще кто-то обратит внимание. Но Отем интересно практически все, чем я занимаюсь. И она видела, как мы шли на прогулку — которая закончилась тем, что мы целовались, как подростки (собственно, мы и есть подростки).
— Ну да, решили прогуляться.
Она широко улыбается, словно соглашаясь, что естественно, это всего лишь прогулка. Но мне почудилось, или она что-то подозревает?
Может быть, я не настолько невозмутимый, каким бы хотел казаться.
— Одди, — шепотом говорю я, но тут в класс входят Себастьян и мистер Фудзита. Все мое тело охватывает пламенем. Надеюсь, никто этого не замечает. Отем смотрит прямо перед собой, а Себастьян, встретившись со мной взглядом, тут же его отводит. И краснеет.