— Возможно. Просто я… подавлен.
Отем сжимает мои пальцы. И, прежде чем она задает вопрос, ее щеки вспыхивают:
— А ты занимался сексом с парнем?
Я мотаю головой.
— Только целовался. И в течение нескольких месяцев у меня был парень. Это еще до моего приезда сюда.
— Ого, — она прикусывает губу. — Как представлю себе вас с Себастьяном… целующихся…
У меня вырывается радостный хохот.
— А вот и она. Отем собственной персоной.
Мы принимаем решение поехать в торговый центр, и по дороге она засыпает меня вопросами.
Как отреагировали мои родители?
Что обо всем этом думает Хейли?
Кто еще из парней в школе мне нравится?
Со сколькими парнями я целовался?
Есть ли отличие от поцелуев с девушками?
С кем мне больше нравится?
Думал ли я открыться для всех?
Я отвечаю на все. Почти. Естественно, мне не хочется признаваться, что поцелуи с Себастьяном лучше, чем с кем бы то ни было.
И, конечно же, я говорю ей, что как только перееду в колледж, сразу «выйду из шкафа». В общем-то, я и в Пало-Альто не особо скрывался. Так что едва пересеку границу этого штата, начну размахивать радужным флагом.
Во время нашего разговора ощущается подтекст, игнорировать который невозможно: Отем больно, что я не рассказал ей раньше. К счастью, ее легко можно отвлечь объятиями, шутками и мороженым. И в душе снова весна.
Отем знает.
Значит, все хорошо.
Остаток дня проведя под прицелом ее вежливых, но настойчивых расспросов, я осознал еще одно преимущество: исчезли навязчивые мысли о том, что Себастьян уехал, что он не гей и — это особенно важно — что Мэнни сказал мне у озера. Наверное, стоит порадоваться его поддержке, но меня раздражает тот факт, что всю свою жизнь мне, видимо, придется провести в сортировке всех знакомых на две категории: безоговорочно принимающие правду обо мне и те, кому давно пора бы. Я рад, что Мэнни оказался на правильной стороне, но позволить себе излишне увлекаться вопросом о том, как же он догадался, не могу. Пытаюсь как-то уравновесить облегчение (в моем поведении заметили что-то необычное, но это не превратилось в проблему) и беспокойство (вдруг это станет заметно еще большему количеству людей… и превратится в проблему). Хочется успеть уехать из Прово, прежде чем по этому поводу тут разразится скандал.
С рожками мороженого в руке мы с Отем бродим по торговому центру среди многолюдной толпы, типичной для субботнего вечера. По субботам все ходят по магазинам. Воскресенья же предназначены для богослужений и отдыха. Мормоны не должны в этот день делать что-то, подразумевающее работу для кого-либо другого, поэтому после церкви они идут домой. Так что сегодня в магазинах толпы просто безумные.
Еще сразу заметно, что не за горами выпускные: витрины всех магазинов кричат о наличии у них платьев, смокингов, туфель, украшений, цветов. И кругом распродажи, распродажи, распродажи. Потому что выпускной, выпускной, выпускной.
Поскольку Эрик собрался наконец с духом и пригласил Отем, я снова становлюсь Поддерживающим Лучшим Другом, что означает терпеливо ждать ее у примерочной кабинки, пока она примеряет платье за платьем.
Первое платье черное, облегающее талию и длиной в пол, с короткими рукавами и небезопасно глубоким вырезом. Еще у него есть боковой разрез до середины бедра.
— Оно немного… — я тут же морщусь, стараясь не опускать взгляд ниже лица Одди. — Вернее, очень.
— Очень — то есть крутое?
— Подходит ли оно для школьных танцев в Юте? Оно… — сделав паузу, я качаю головой. — Ну, не знаю… — показываю на нижнюю половину ее тела, и Отем наклоняется посмотреть, что я имею в виду. — Да мне практически видно твою вагину, Одди.
— Таннер, нет. Не говори слово «вагина».
— А ты сесть-то в нем сможешь?
Отем подходит к пушистому розовому креслу и демонстративно садится нога на ногу. Я отвожу взгляд в сторону.
— Спасибо, что подтвердила мою правоту.
— Ну и какого цвета мое нижнее белье? — с широкой улыбкой интересуется она, думая, что я вру.
— Голубого.
Отем встает и одергивает платье.
— Черт, а мне оно понравилось, — она подходит к зеркалу, а у меня в груди вспыхивает желание ее защитить, едва я представляю на ее теле руки одержимого подростковыми гормонами Эрика. Одди встречается со мной взглядом в зеркале. — Значит, тебе не нравится?
При мысли, что из-за меня она может почувствовать себя не идеальной и не носить понравившиеся вещи, я чувствую себя козлом. Но заглушить свой инстинкт старшего брата (вместе с желанием связать руки Эрика за спиной) тоже не в состоянии.
— Нет, ты выглядишь очень сексуально. Просто… оно слишком открытое.
— Я выгляжу сексуально? — с надеждой в голосе переспрашивает Одди, и я чувствую, как хмурюсь.
— А ты разве сомневаешься?
Задумчиво хмыкнув, она рассматривает свое отражение.
— Я бы отправила это в папку «Наверное».
Отем уходит в примерочную, и под раздвижной дверью мне видно, как к ее ногам падает платье, и она отпихивает его в сторону.
— Кстати, что там с твоей книгой? Теперь, когда я знаю чуть больше прежнего, мне стало еще интереснее.
Прокручивая ленту новостей Инстаграма, я издаю стон.
— Мне она нравится, но сдать Фудзите я ее не смогу.
Отем высовывается из примерочной.
— Почему?
Отвечая, я стараюсь не углубляться в детали:
— Потому что сразу станет понятно: она о том, как я влюбился в Себастьяна. И сомневаюсь, что сын епископа высоко оценит возможность стать звездой истории нетрадиционной любви.
Голос Одди становится приглушенным, когда она примеряет другое платье.
— Поверить не могу, что книга о нем. Если хочешь, я могу быть твоим бета-ридером.
Ее предложение запускает волну панической дрожи у меня в груди. Я чувствовал бы себя куда менее открытым и уязвимым, если бы решил отправить кучу голых селфи по общешкольной рассылке, нежели если бы дал кому-нибудь почитать свою книгу. Даже Отем.
Дверь снова распахивается, и она появляется в платье, которое сшито из на треть меньшего количества ткани, чем в предыдущее. Внезапно я чувствую, будто что-то упустил. Она и раньше переодевалась при мне, но это было в духе «Ай, мои сиськи вот-вот вывалятся из выреза, так что не смотри, а лучше беги подальше». Но сейчас все совсем иначе. Более… демонстративно.
Боже, я чувствую себя придурком, всего лишь думая об этом.
— На купальник больше похоже, — замечаю я.
Ничуть не сбитая с толку, Отем перекидывает волосы на левое плечо и поправляет короткое платье.
— Так мне можно почитать или нет?
— Я еще не совсем уверен. Но скоро скажу, — я смотрю, как она одергивает подол, и, не чувствуя особой радости от поворота, куда сворачивает разговор, решаю, что обсудить платье будет более безопасно.
— Вот это мне нравится. За него тебя посадят под домашний арест вплоть до вручения дипломов, но будет весело.
Еще раз глянув в зеркало, Одди поворачивается, чтобы увидеть себя со спины.
— Кажется, слишком короткое, — размышляет она. Ее задница едва прикрыта. Если Отем наклонится поправить туфли, подол платья окажется на спине. — Но сегодня я все равно ничего не куплю. Просто присматриваюсь и набираюсь идей.
— Типа как ты это делала со свадебным платьем?
Показав мне средний палец, Отем скрывается в примерочной.
— Ты уверен, что не пойдешь на выпускной? Без тебя все будет совсем не то.
Когда она выглядывает из-за двери, я скептически смотрю на нее.
— Да-да, знаю, — говорит Одди и снова исчезает, — Ну, я к тому, что ты можешь пригласить его.
Так странно, что сейчас это стало моей реальностью: упоминать мою ориентацию в разговоре с кем-то, помимо родителей. И говорить о нем.
— Он совершенно точно откажется.
Я смотрю вниз и вижу, как она надевает джинсы.
— Паршиво тогда.