– Или, если ты действительно этого хочешь, мы можем оставить все как есть.
– Я хочу.
– Хорошо. Но у меня будет одно условие.
Во рту жутко сохнет от волнения. Меня просто разматывает.
– Я не подбираю чужие объедки, – рычит Гатоев. – История с Амалией в прошлом.
– Я не об этом. Хотя, конечно, я бы предпочла, чтобы муж был мне верен.
– Тогда куда ты клонишь?
– Я хочу, чтобы ты отпустил ее парня. Прямо сейчас.
Глаза Мусы расширяются, выдавая, насколько неожиданной для него становится моя просьба. Неожиданной и спорной. Он явно злится. И еще очевидней колеблется. На щеках вздуваются желваки.
– Это низкий поступок. Ты о нем пожалеешь, когда улягутся страсти, – добавляю едва слышно и, уже не веря, что смогу до него достучаться, шагаю к проходу. Однако Муса меня удивляет, в последний момент поймав за руку. Стою. Молчу. Смотрю в сторону.
– Хорошо. Топай за стол, мне позвонить надо.
Хорошо, да? Мои плечи обваливаются от облегчения. И с губ срывается странный писк, который, к счастью, тонет в позвякивании приборов, разговорах и тихой музыке. Как дохожу до стола – не помню. Пресекая отцовскую тираду, кладу ладонь поверх его большой и сухой руки:
– Не надо. У нас все нормально.
Папа долго молчит. Борется с собой.
– Точно?
– Да. Там оставался… – сглатываю никак не желающие складываться в предложения слова, – незакрытый вопрос. Теперь он решен.
– Незакрытый вопрос, значит? – зло хмыкает он.
– Угу, – сжимаю в пальцах приборы. С остервенением режу утку.
Как бы я ни относилась к этой женщине, меня не может не восхищать то, как она боролась за своего мужчину. Мне кажется, я тоже могу. Мне кажется, Муса стоит того, чтобы за него бороться. Даже с ним самим. Хотя я так же понимаю, что обратись я за советом к женщине постарше, та бы порекомендовала мне бежать от таких отношений как от огня. И может быть, правильно. Только кто в двадцать лет слушает взрослых?
Когда Муса стремительно возвращается за стол, я тупо продолжаю пялиться в свою тарелку.
– Прошу прощения. Дела прошлые… – Смуглые пальцы касаются моей руки. – На чем мы остановились?
– Ты поешь, остывает, разговор подождет.
Голос отца звучит не очень приветливо, но я не могу не отметить, что он все же ко мне прислушался и не обостряет. Видя это, Муса немного расслабляется. Сухожилия на его руках чуть разглаживаются, и расслабляются узлы мышц. А разговор… Разговор и впрямь постепенно возобновляется. Я с удивлением узнаю, что отец взял отпуск. И что Гатоев занял его должность. И меня, хоть немного успокоившуюся, опять начинают одолевать сомнения. Я-то решила, что он действительно готов дать нашим отношениям шанс. Но вполне возможно, он женится на мне исключительно ради повышения.
– Хочешь, погуляем? – предлагает Муса в конце вечера. Удивленно кошусь на отца.
– А как же папа? Да и холодно там. Дождь…
– Ну, значит, покатаемся. Умар? Можно? Я через пару часов верну дочь в целости и сохранности.
«Да он же просто не хочет быть один!» – доходит до меня с запозданием. И я, несмотря на собственное опустошение, прошу:
– Пап? Можно?
– Только недолго, – ворчит отец.
К машине Мусы бежим. Смеюсь, стряхивая с себя капли. Он включает тихую музыку. Дворники ненавязчиво скребут по стеклу. Уютно и в кои веки спокойно.
Не спеша трогаться, Муса достает сигареты. Подкуривает.
– Твой отец случайно не болен?
Вопрос Мусы так сильно идет вразрез со всем тем, что я ожидала услышать, что я конкретно так подвисаю.
– Почему ты спрашиваешь?
– Значит, я прав?
Почему он так настойчив? Что если у него какая-то своя игра? Мог ли папа это упустить, и впрямь вынужденный отвлечься на вопросы здоровья? Да нет же! Он Мусе доверяет. В конце концов, Муса меня спас. И не раз. Но все равно я по привычке осторожничаю:
– Думаю, тебе лучше обсудить этот вопрос с ним.
Если честно, я готова к тому, что Гатоеву мой ответ не понравится. Но, как это ни странно, выходит наоборот. Он, пожалуй, впервые за этот вечер улыбается:
– Не заслужил я пока твоего доверия, правда?
Сглотнув, пожимаю плечами и отворачиваюсь к окну. А он берет меня за руку, тянет на себя и целует… Вот и как мне это понимать?
Глава 11
«Мы можем хоть сейчас разорвать помолвку, – звучит в ушах взволнованный голос Динары. – Я скажу отцу, что это мое решение, и смогу убедить его… не трогать тебя… не вредить».
Скрипнув челюстями, подношу ко рту стакан с коньяком и делаю еще пару жадных глотков.