– Слышь, ребятишки, – окликнул их шутник-водитель, перед тем как закрыть двери, – вам бы в голубом кино сниматься. Можно прямо в одежде, не раздеваясь.
Призрак хотел было обидеться, но потом только махнул рукой – на большее все равно не хватало сил. Тали посмотрела и засмеялась:
– Бедный, у тебя круги под глазами… пойдем, скорее!
Они забежали в ближайший сквер и целовались, пока не пришли в себя.
Код замка в подъезде не изменился – Призрак вспомнил его пальцами, рефлекторно. Обычно по утрам Ариэла Голан вела программу на радио, а генерал уезжал на базу или в Генштаб. Но на всякий случай Тали позвонила в дверь – проверить, что в квартире никого нет, – а затем уже подошел и Призрак. Конечно, еще со времен тюряги у него не было ключа от дома. Но Ариэла, как правило, оставляла ключ в условленном месте, дабы соратницы имели возможность вести свою борьбу непрерывно, не задерживаясь ни на минуту перед запертой дверью штаб-квартиры. Он и теперь лежал там, за створкой силового шкафа на лестничной площадке.
Призрак вошел в гостиную и остановился.
Сколько времени он не был здесь – три года?.. четыре? Все тот же беспорядок, тот же запах краски и клея, те же обрывки тех же кумачовых лозунгов, чтоб они сгорели. Сюда его внесли, недельного, крошечным несмышленым свертком. Сюда он вбегал на кривых толстеньких ножках, торопясь на редкий материнский зов: «Ицхак! Ицха-ак! Покажись гостям!..»
Он вскинул вверх обе руки с оттопыренными средними пальцами: нате, смотрите, гости дорогие! В зад вам ваши же флаги! Тали тихо обняла его за плечи, прижалась к спине:
– Не надо, милый. У нас мало времени…
Призрак потряс головой:
– Да-да. Я поищу, а ты иди в душ. Последняя дверь справа по коридору.
Она кивнула и ушла. «Так, – подумал Призрак, заставляя себя сосредоточиться. – Где это может быть? Помню, был у нее в свое время еженедельник – пухлый, большой, с торчащими во все стороны разноцветными закладками. Ну и конечно, миллион клочков, записочек, обрывков бумаги, разбросанных повсюду, куда только может ступить нога таракана…»
Еженедельник попался ему на глаза почти сразу – лежал как миленький на журнальном столике среди прочего бумажного хлама. Призрак бегло пролистал два десятка последних страниц, уделив особое внимание демонстрации жукачек перед Комплексом. Искомое имя встречалось там несколько раз: «Не забыть о встрече с Ясмин!.. Позвонить Ясмин по поводу количества… Ясмин – интервью!..» – но, увы, без адреса, телефона и каких-либо других координат. Он быстро обошел гостиную, проверяя записки и клочки бумаги, примагниченные к холодильнику, приклеенные к стеклам книжных шкафов, просто валяющиеся на столе, на подоконниках, на полу… – ноль, ничего.
Кроме большой гостиной в квартире было еще пять комнат: спальня родителей, библиотека, кабинет и две детские комнаты, давно уже используемые как гостевые. В библиотеке стоял биллиардный стол, мать туда почти не заходила, так что оставалось проверить лишь кабинет и спальню. Призрак бегло осмотрел письменный стол, порылся в выдвижных ящиках, нашел два старых еженедельника – прошлогодний и позапрошлогодний – там гадина даже не упоминалась. Теперь спальня, и можно будет со спокойным сердцем уходить.
Призрак помедлил перед тем как войти. Если где-то в этом мире и существовало место, связанное для него с образом родительской привязанности, то оно было здесь, в этой спальне. Сюда ему, маленькому, до поры до времени дозволялось приходить по утрам и забираться под одеяло со стороны мамы, в теплый ласковый рай детства, в беззаботное и, как довольно скоро выяснилось, обманчивое ощущение счастья и любви. Только тут она и вела себя как мама… – видимо, со сна, еще не вполне проснувшись, а потому еще не успев напялить на себя козью морду феминистки и общественного борца за свободу черт знает кого от хрен знает чего…
Он переступил порог. Наверно, мать убегала в спешке, и кровать была не убрана. Призрак втянул носом воздух – пахло в точности как тогда, в детстве. Не слишком сознавая, что делает, он подошел к постели и забрался с головой под одеяло – как был, в куртке и сапогах. Он не сразу понял, что плачет, а поняв, не стал останавливать слез. Когда-нибудь они должны были пролиться – теперь уже до конца, безвозвратно, раз и навсегда.
Замок входной двери щелкнул, когда Призрак уже сидел на кровати. Похолодев, он вскочил и прислушался к звуку знакомых шагов в гостиной. Мать! Мать вернулась из студии! Почему так рано? Он бросил взгляд на часы – черт!.. вовсе не рано, он просто потерял счет времени. Сдерживая суматошно зашедшееся сердце, Призрак стоял у двери, пытаясь по доносившимся до него звукам представить, что сейчас делает Ариэла. Вот она поставила чайник… вот подхватила газету, развернула, бросила назад… вот она идет… идет сюда, в его направлении! Черт! Тали принимает душ!.. Нет, звука льющейся воды уже не было…