Да. Мне тогда было пятнадцать, как тебе сейчас. Мы с мамой пошли в клинику, в хорошую клинику, и там меня выпотрошили по всем правилам профессиональных потрошителей. Хирург предупредил, что при таких ранних абортах бывают осложнения, но вероятность их невелика – малые доли процента. Что ж, коли невелика, то и бояться нечего. Я и не боялась. О чем хирург умолчал, так это о том, как чувствуешь себя после. Да он и не знал, не мог знать. В первые дни ходишь с таким ощущением, будто из тебя вынули не крохотный кровавый комочек, а душу, не меньше. Будто выпало все, что наполняло прежде твою оболочку – интерес к жизни, планы на будущее, простая радость открывать глаза по утрам, вставать с постели, дышать.
В этот вот момент и позвонил Натан. Я не ставила его в известность ни о беременности, ни об аборте – зачем? Мы ведь не планировали продолжать наши изначально случайные отношения. Согласно официальной версии я лежала дома с воспалением легких. Но он как-то почувствовал – не знаю как. В этом, как выяснилось, и заключался его истинный, редкий талант – в умении почувствовать, понять другого. Излишне говорить, что я не хотела видеть никого, а его – в особенности. Но он ухитрился-таки пролезть в мою комнату. Мы в основном молчали; в комнате работал телевизор, и мы молча смотрели канал бразильских теленовелл. Мы почти не встречались взглядами, но что-то, без сомнения, происходило между нами – что-то очень важное. Факт, что когда вечером Натан ушел, мы уже жить не могли друг без друга, хотя и осознали это не сразу.
Любовь – странная птица; она питается лишь совместными видами на будущее. Прошлое для нее не имеет значения – сколько бы ни было пройдено рука об руку, все забывается, все с удивительной легкостью предается во имя нового чувства. Настоящее более весомо, потому что трудно ломать устоявшийся быт – но и это редко останавливает людей. Зато будущее… – о, ради будущего мы готовы на все. Именно поэтому любовь – удел преимущественно молодых; у них просто есть намного больше будущего.
Планы, которые строили мы с Натаном, немногим отличались от того, о чем шепчутся все без исключения влюбленные пары. Ну разве что мы больше говорили о детях – вполне объяснимо, учитывая исходные обстоятельства нашей связи. Как-никак, одного ребенка мы уже потеряли; поразительно, но он никуда не делся и продолжал незримой тенью присутствовать при всех наших разговорах. Он словно говорил нам: на этот раз вы не имеете права облажаться, как облажались со мной. И, видит Бог, мы старались подойти к делу с максимальной серьезностью, исключить любую случайность.
Конечно, мы заранее придумали имена нашим будущим отпрыскам – для начала речь шла о пятерых. Старшего – а мы не сомневались, что это будет мальчик, планировалось назвать Менаше, Менаш, Мени. Ему нужно было подготовить квартиру, кроватку и еще сотню всевозможных вещей, и мы безотлагательно принялись действовать в этом направлении. Натан подрабатывал в гараже, я устроилась официанткой в ресторан. Там подавали в основном стейки и шашлыки, так что в воздухе постоянно висел густой смог от мангалов; к двум часам ночи, когда я возвращалась домой, мне казалось, что легче обриться наголо, чем вытравить из волос неистребимую вонь жареного мяса. Зато от Натана всегда пахло машинным маслом. В классе смеялись: хороша парочка, масленка на сковородке… Но мы-то знали, что, сливаясь вместе, мазутная и шашлычная вонь преобразуются в замечательный запах нашего будущего младенца, Менаша, – ведь именно на него откладывался каждый заработанный грош.
После армии многие молодые пары съезжаются, но мы не хотели тратить деньги на съемную квартиру. Натан учился в Технионе, я закончила программистские курсы и начала работать в Реховоте, мы виделись урывками. Встречаясь, набрасывались друг на друга, а потом сразу же принимались говорить о главном, то есть о Менаше. Еще не родившись, этот ребенок уже целиком занимал наши мысли. Когда мы, наконец, поженились в возрасте двадцати четырех лет, у нас было все, что нужно: первый взнос за квартиру, хорошо оплачиваемые профессии, молодость и вся жизнь впереди.
Нечего и говорить, что мы немедленно приступили к изготовлению Менаша. Но, к нашему общему удивлению, я все никак не беременела, хотя перестала принимать таблетки за полгода до свадьбы. Вскоре удивление сменилось беспокойством, затем – страхом. Мы стали ходить по врачам – те разводили руками: не знаем… не понимаем… не было ли у вас раннего аборта? Ага… тогда, возможно, вам просто не повезло…
В общем, я снова попала в малую долю процента. Кому-то в этой жизни выпадает счастливая доля, кому-то – горькая, кому-то – львиная. Мне же, как видно, выпала малая. Малая доля процента. Потом было несколько довольно трудных лет. Консультации в клиниках, иностранные профессора, всевозможные методы лечения – обычные и экспериментальные, знахари, бабки, каббалисты, амулеты… – и снова профессора, и снова знахари, и снова амулеты, и отчаяние, отчаяние, отчаяние – ведрами.