Это была чистая правда. Тали продолжала общаться со своим старым знакомым – вожаком собачьей преисподней. Впрочем, даже она не рисковала спускаться в подвал – но ей вполне хватало присутствия духа, чтобы пройти три-четыре десятка метров от лестницы в тьму цокольного этажа, полную сдавленного рычания, мерцающих голодных глаз, упругих шерстяных боков, толкающих под колени. Иногда она звала Азазеля от лестницы, и тот подходил, подозрительно щурясь, брал из рук угощение, но выше второго этажа не шел, не веря до конца даже ей, слишком похожей на человека – человека-врага, человека-убийцу, человека-мучителя.
Призраку не доставалось и такой степени доверия; пока что он рад был хотя бы приучить пса к своему ненавязчивому присутствию за спиной Тали. Зачем? На всякий случай. Размеренная регулярность экскурсий, блокнот с расписанием на полгода вперед, однообразие мамаритиного меню, усердно клонирующая саму себя повседневность – все это создавало впечатление монументальной устойчивости комплексного бытия. Но Призрак понимал, насколько обманчиво это чувство. Жизнь в Комплексе походила на прогулку лунатика по карнизу корпуса Би – в любую минуту она могла сверзиться вниз. Могла оступиться сама, могла получить толчок в спину от чьей-то незаметной руки, могла спрыгнуть в приступе внезапного безумия… – неважно, как именно, важно, что нынешнее относительно безмятежное спокойствие было чревато взрывом, а вовсе не покоем. И уж если рванет – поди знай, куда придется бежать, где прятаться, от кого спасаться… Дружба или хотя бы гарантия ненападения со стороны собак могли стать при этом важным преимуществом.
Пока же Призрак делал все, чтобы удержать на карнизе эту странную компанию, которая заменила ему семью. Он ощущал себя здесь не просто начальником гидов, но единственным взрослым среди детей, и это чувство порождало ответственность – обременительную, но странно приятную. Да-да, ему было приятно заботиться о других, думать о них и за них – возможно, потому, что их реальность, их живая плоть и кровь служили доказательством реальности его самого. Не может же быть призраком тот, кто живет заботой о реальных людях… – вот только реальны ли обитатели Комплекса? Реален ли сам этот бетонный монстр, торчащий, как бельмо на воспаленном глазу пустыни, прибежище существ, чье официальное бытие не зафиксировано никем и ничем: суданских нелегалов, арабских рабочих, собак, бомжей, мелких бандитов, сбежавших из дома подростков…
Скорее всего, нет. Все тут виртуально, все «как будто». Как будто промышленный центр как будто свободной экономической зоны на как будто границе как будто столицы с как будто арабской автономией, как будто подписавшей как будто мирные договоры. Как будто огороженный, как будто охраняемый, как будто необитаемый, при как будто странном полицейском как будто попустительстве… Слишком много их, этих «как будто», для простой и нехитрой реальности.
«Ну и пусть, – отмахивался от этих мыслей Призрак. – Не мне такие вопросы решать. Что волнует, то и реально. Остановимся на этом».
Реальным был Дикий Ромео, его мертвое, вывернутое под невозможными углами тело в мусорной куче возле рампы корпуса Би. Реальными были мрачный, чуть что срывающийся на крик Беер-Шева и его наивный друг с черно-белыми глазищами-чоколаками. Реальной была безумная Мамарита с ее нереальными Менашами и девочка Хели – такая благочестивая снаружи и такая беременная внутри. А теперь еще и Тайманец, едва не убивший себя в темном ночном потопе, и эта неуправляемая сероглазая Тали, невесть как и почему сошедшая с бесчисленных граффити, оставленных на стенах Комплекса рукой погибшего Ромео.
Призрак послушно брел за нею по этажам, предостерегая от опасностей, указывая на ловушки, демонстрируя доступные – временами единственные – способы преодоления препятствий. Они обходили все здание, комната за комнатой; войдя в помещение, Тали, напряженно понурившись и вжав голову в плечи, шла в середину и, остановившись там, принималась осматриваться, скользя взглядом по стенам. Казалось, она твердо вознамерилась найти в Комплексе такое замкнутое пространство, где не было бы ее имени, куда не дотянулся бы своим баллончиком, углем или кистью Дикий Ромео. Но тщетно – отчаянный вопль мертвого влюбленного звучал с каждой стены, с потолков и перегородок, с оконных простенков и опорных столбов.
Вздохнув, Тали расслабленно опускалась на пол и отдыхала, щурясь на горы, шоссе и пустыню. Призрак присаживался рядом, сосредоточенно перекидывал камешек из ладони в ладонь, ждал, что будет дальше. Чаще всего Тали, так и не нарушив молчания, поднималась и делала знак продолжать движение в следующую комнату. С наступлением темноты возвращались на Эй-восемь; Тали плюхалась на свой матрас, доставала из кармана айфон и углублялась в него – читала почту, листала интернетовские страницы. Их прогулки не остались незамеченными – уже через два дня Донпедро подмигнул, пряча в карман очередную сотенную бумажку: