Четверо слуг, разряженных в белые рубашки, забрали плащи, увели лошадь в отведенный для нее закуток, поднесли вино. Фрино тут же цапнул один из фужеров, опустошил его залпом – в трезвом состоянии терпеть аристократов у него не получалось – и, обхватив за талии своих девочек, вошел в полный людьми зал. Разумеется его растянули магией насколько это было возможно – не могла бы такая громадина поместиться в Судье. Тем не менее золото его украшало далеко не иллюзорное. Все до единого драгоценные камни тоже были настоящими.
Мебель расставили как всегда. В центре оставили большую площадку для танцев, на которой кружились сейчас пары под музыку спрятавшегося в ложе оркестра. Вокруг площадки стояли столики, накрытые свисающими до пола белыми скатертями. За ними шли уже красные диванчики и кресла, расставленные с расчетом на маленькие компании. В дальнем углу расположилась просторная золотая клетка с танцующей в ней рабыней, вокруг которой собралась небольшая толпа особенно сильного в магии молодняка.
Отец тоже был на месте – восседал в мягком, окованном железом красном кресле, больше похожем на трон. За его спиной, облокотившись на спинку сложенными руками, стояла Ольса в своем узком черном платье с открытой спиной. На голове у нее была шляпа с широкими полями без всяких украшений. Она как всегда курила сигарету в мундштуке и как всегда гаденько улыбалась. Иногда Фрино становилось интересно, как она воспринимает эти вечеринки, что слышит благодаря своему дару? А в том, что она слышит что-то особенное, он не сомневалась.
– Как всегда на коне, сын? – благожелательно улыбнулся Фрино отец. – И как всегда жив.
– Алан, да ты посмотри на него, – промурлыкала мать. – Кожа да кости. Наш сын больше похож на нежить, чем на нормального человека. Думаю, если ты убьешь его и воскресишь – никто не заметит разницы.
– Молчи, женщина, – поморщился отец.
– Впрочем, этот труп все же хорош собой, – прищурившись, кивнула Ольса. – У, яблочко мое, как же я рада что ты упало недалеко от яблоньки.
И она, протянув свою тонкую руку, потрепала Фрино за щеку. Тот фыркнул, закатил глаза. Пара аристократов, стоящих у столика с напитками, имела глупость оскалиться, и тут ж стол перед ними рухнул, залив им винами ботинки – это уже Фрино постарался. Слуги кинулись убираться, а аристократов словно ветром сдуло. Никто не хотел иметь дело с младшим Сентро.
– Тебе надарили подарков, – кивнул отец, оставив без внимания этот инцидент. – Слуги отнесут их в твою комнату утром. Но кое-кто хотел бы подарить тебе что-то лично. Так вот. Что бы он тебе не дал – возьми это и не выпендривайся.
– Отец, вам удалось меня заинтриговать, – вежливо поклонился Фрино. – Однако не стоит ли сказать мне, кто именно это будет? Чтобы избежать казусов.
Алан Сентро возражать не стал и кивнул в сторону небольшой, огороженной золотой ширмой ложи. Из-за нее поднимался дымок и доносились то и дело какие-то неприличные смешки. Фрино закусил губу и кивнул. Канрок младший значит. Интерес от этой новости только возрос. Из рук принца наркотиков, как его звали на Орне, Фрино бы действительно никогда в жизни не взял бы ничего добровольно. Но если отец просит… значит там действительно что-то стоящее.
– Не бойся, милый, – успокоила его Ольса. – Я знаю, что он для тебя припас. Ничего опасного для жизни и здоровья. Более того, это даже не совсем для тебя.
На это Фрино только кивнул, легко поклонился отцу и откланялся.
Глава тридцатая, в которой Фрино выходит из себя
К Ленсу Канроку Фрино решил отправиться не сразу – младшему Сентро он не то чтобы не нравился… он терпеть не мог этого мерзкого придурка, и на то имелись веские причины. Потому, прикрывшись желанием поздороваться с первой десяткой, он сделал круг по залу.
Перекинулся парой слов с отцом и сыном рода Лори, владельцами шахт. Что отец, что сын, оба были полными и здоровыми, как быки, которые изображались на их гербе. Не удивительно – попробуй не поешь побольше и послаще, когда ты драгоценностями только что дорожку к своему поместью не посыпаешь вместо щебня.
Обменялся любезностями с четой Брин. Глава семьи – хозяин заводов по производству оружия – со своим крючковатым носом долго гундосил Фрино о том, как он завидует его возможности вырваться с Орны. Жена – прелестная юная блондинка младше старшего Брина лет на пятьдесят – на это только улыбалась и постоянно кивала. Кивала она так часто и интенсивно, что Фрино под конец начало казаться, что у нее припадок. А вот их сын смотрел на младшего Сентро с нескрываемой опаской и теребил правое ухо. Видать вспоминал, как Фрино его за него таскал три или четыре гулянки назад.