Об этом в последнем номере «Докладов Академии наук» (том 61, № 3) мы с моей сотрудницей тов. Афанасьевой поместили работу. Всякий, кто захочет ознакомиться с цифровым материалом, может в этом номере такой материал найти.
И по просу с этого года мы начали гибридизацию тетраплоидных форм проса в надежде на то, что методом гибридизации у низкоплодовитых тетраплоидов удастся повысить плодовитость.
Я считаю, что работы по амфидиплоидам, тетраплоидам гречихи, проса, ржи и целого ряда других культур в Советском Союзе являются наиболее оригинальными. Ценность их заключается не только в общем, практическом смысле, они имеют большую ценность и в теоретическом отношении. В работах по полиплоидии культурных растений важно то, что полиплоиды получены в результате воздействий на наследственную основу таким внешним фактором, как колхицин. Этим нацело разрушается теория автогенетиков, которые считают зародышевую плазму изолированной от внешних условий и устойчивой против внешних явлений.
Работы по экспериментальной полиплоидии культурных растений показывают, что внешние факторы – колхицин, аценафтен, температура и прочие факторы внешней среды специфически действуют на наследственную основу, на хромосомный комплекс клетки.
Работы по полиплоидии подтверждают диалектическую взаимозависимость внутренней природы растений и внешней среды и показывают, что наследственная природа растений, связанная с закономерностями ядерного комплекса, в руках человека. В этих работах больше, чем в каких-либо других работах по генетике, сказывается правильность того афоризма Маркса, который гласит, что философы до сих пор только объясняли мир, а задача заключается в том, чтобы его перестроить.
Современная экспериментальная генетика овладела путями перестройки наследственной основы и реконструкции растительного мира.
Голос с места. А что дала для производства экспериментальная генетика?
А.Р. Жебрак. Я считаю, что эти работы поднимают нашу советскую науку. Они идут в плане выполнения указаний товарища Сталина, что задача советских ученых состоит не только в том, чтобы догнать, но и. перегнать достижения науки зарубежных стран.
Голос с места. Какой науки?
А.Р. Жебрак. Научно-исследовательский коллектив, которым я руковожу, приложит все усилия, чтобы в области экспериментальной полиплоидии выполнить это указание нашего вождя и великого учителя. (Аплодисменты.)
Академик П.П. Лобанов. Слово имеет профессор Н.В. Турбин – заведующий кафедрой генетики растений Ленинградского государственного университета.
РЕЧЬ Н.В. ТУРБИНА
Профессор Н.В. Турбин. Кризисное состояние современной моргановской генетики находит свое наиболее резкое и ясно выраженное проявление в работах, подобных той статье профессора Дубинина, которая неоднократно здесь упоминалась.
Подобные работы характерны для наиболее фанатичных и ортодоксальных сторонников менделизма-морганизма, которые с непреклонным упорством, вопреки очевидным фактам, отстаивают даже все то в менделизме-морганизме, от чего начинают мало-помалу отказываться наиболее дальновидные представители этого отживающего учения.
Но кризисное состояние моргановской генетики, ее неспособность к дальнейшему прогрессивному развитию находят свое выражение и в появлении тех новых взглядов среди сторонников этой теории, опираясь на которые тов. Алиханян пытался утверждать, что якобы новая концепция гена не имеет ничего общего с концепцией, подвергнутой критике докладчиком и выступавшими товарищами.
В этой связи я и хочу остановиться на вопросе, насколько эти новые течения, новые взгляды на природу гена действительно устраняют метафизичность и а биологичность основной концепции этой теории. Речь идет о тех новых течениях и новых взглядах некоторых последователей морганизма по вопросу о гене и природе его действия, которые связаны с выяснением таких проблем, как отношение между геном и продуцируемым этим геном энзимом, между геном и вирусом, геном и белком – антигеном, геном и плазмогеном. Все эти новые течения цитогенетическоп мысли, которые появились в последнее время, несомненно, имеют стыдливо выраженную тенденцию к постепенному стиранию различий между хромосомными генами, как особыми единицами вещества наследственности, и соматическими элементами протоплазмы. Но нельзя переоценивать значение этих идей, как это, например, сделал английский цитогенетик Файф, попытавшийся проанализировать современное положение в генетике и. значение работ академика Лысенко.
Файф пришел к выводу, что новые идеи ведут к модификации основных положений теории гена «в том же направлении, как это старается делать Лысенко, хотя он подходит к этому совершенно с другой экспериментальной точки зрения».
Но такой вывод является неверным. Новые факты, которые сегодня пробивают бреши в метафизических воззрениях на наследственность и заставляют цитогенетиков пересмотреть некоторые исходные положения своей теории, не получают у них своего настоящего объяснения, ибо умами цитогенетиков продолжает владеть ложная, метафизическая идея вещества наследственности и вейсмановский принцип непрерывности плазмы.
Факт появления этих новых идей, новых гипотез моргановской генетики, сам по себе является ярким свидетельством того, что некоторые видные сторонники этой генетики, игнорирующие до сих пор факты, добытые мичуринцами и подрывающие основу их теории, сами все более и более часто сталкиваются с подобными же фактами.
Но они оказываются бессильными порвать с основной лженаучной догмой менделевско-моргановской генетики, учением о веществе наследственности; оказываются бессильными сделать правильный вывод из этих фактов. Эти ученые пытаются спасти обанкротившуюся метафизическую догму о веществе наследственности с помощью разнообразных дополнительных гипотез.
С точки зрения прогресса науки эти дополнительные гипотезы не являются шагом вперед, а, напротив, они могут лишь тормозить развитие современной генетики, мешая открыто смотреть на факты и делать непредвзятые выводы. Поэтому следует признать, что, несмотря на открытие новых, объективно ценных в научно-познавательном отношении фактов, современная менделевско-моргановская генетика оказывается неспособной к прогрессивному развитию. Бесславно ее настоящее, и она не имеет будущего. Будущее принадлежит новой мичуринской генетике.
Только непонимание сущности вейсманизма и того основного, что разделяет вейсманистское направление в изучении наследственности от мичуринского, может позволить некоторым сторонникам морганизма утверждать, что якобы они являются противниками вейсманизма, хотя и признают существование генов в качестве единиц особого вещества наследственности.
С этой трибуны доцент Алиханян заявил, что он боролся и будет бороться против вейсманизма. Но что он понимает под вейсманизмом? До сих пор большинство биологов правильно понимают под вейсманизмом учение, разделяющее живое тело на две плазмы – непрерывную и независимую зародышевую плазму и соматическую, учение, приходящее к неизбежному выводу о принципиальной невозможности наследования приобретенных признаков. Каково отношение доцента Алиханяна к этой сути вейсманизма, к принципу непрерывности зародышевой плазмы и выводу о невозможности наследования приобретенных признаков? Судя по его отношению к тем новейшим поправкам, к основной концепции менделизма-морганизма, которые призваны спасти основу морганизма – принцип непрерывности зародышевой плазмы и вывод о невозможности наследования приобретенных признаков, доцент Алиханян, как и все другие последовательные морганисты, является не противником, а сторонником вейсманизма в его новейшей форме.
Новое мичуринское учение о наследственности возникло в нашей стране не случайно, не как результат недопонимания его сторонниками хромосомной теории наследственности, что нередко можно слышать от противников мичуринской генетики. Это учение возникло вполне закономерно, в связи с более высокими требованиями, предъявляемыми к агробиологии сопиалистическим сельским хозяйством, и созданием условий, способствующих как постановке, так и правильному разрешению новых крупных научных проблем, связанных с отысканием способов управления развитием и наследственностью сельскохозяйственных растений и животных. Оно возникло как результат серьезной проверки ранее известных фактов и установления новых, сделавших непригодным тот способ объяснения наследственности, который дает хромосомная теория.