Выбрать главу

Конечно, все — против войны, но к военным мемуарам относятся с пиететом, а если ты убил сто тысяч человек, значит, ты — настоящий герой!.. Все — против алкоголизма, но если ты сколотил миллиарды на торговле вином, значит, ты — великий социалист!.. Все — за любовь, и нам вечно твердили: плодитесь и размножайтесь... Но как же мораль? Стоит нам ненароком совратить малолетку, и нас тотчас отправят в кутузку!..

Но я увлекся, а настоящий революционер должен воодушевляться, лишь когда наступает час Ч. А пока давайте бороться с врагом теми желчными и коварными средствами, которыми располагаем, пытаясь посеять в его рядах смуту.

* * *

Беда в том, что зло глубоко укоренилось, ведь, наряду с истинной эротической литературой, издавна существует то, что можно назвать пятой колонной данной категории — эротическая псевдолитература.

Мы уже разоблачили де Сада с его чуть ли не медицинским анализом, ограничивающим воздействие, тем более что он приукрашен множеством неаппетитных деталей. Эротика «Ста двадцати дней Содома» не выходит за рамки «Малого Ларусса» для извращенцев, если только не впадает в сущий комизм. А приготовления к оргии, занимающие множество страниц, убийственно скучны и не более интересны, нежели Генеральный каталог Оружейно-велосипедного завода Сент-Этьена или, скорее, брачные объявления «Французского охотника». Костюмированные ритуалы и внутренние предписания замка Дюрее обычно вызывают смех, и маниакальное стремление удовлетворять свои порочные желания с помощью девочек и мальчиков, похищенных у родителей, мало что меняет... Если чересчур хочешь доказать, то ничего не докажешь, или, по выражению Жана Полана: «Худшее — враг плохого». Процитирую еще Полана: «Рассказ о злодейском убийстве способен вызвать у нас беспокойство, а подробности одного перепихона внушают желание. Но десять тысяч перепихонов (за одну ночь) и сто тысяч мучений вызывают лишь усталость и отвращение. Я бы охотно избавился от воспоминаний де Сада о пытках эпохи Террора, против которых он выступал, как мы знаем, рискуя жизнью, и охотно заменил бы их парой монашеских призваний, несколькими уходами от мира, а также парочкой самоубийств на почве целомудрия — смертью Лукреции и Виржинии». Мне нечего добавить к этому приговору, не считая того, что сам термин «садизм», которым обозначают подобную литературу, с избытком доказывает фундаментальное различие. Наверное, ошибка объясняется чрезмерным употреблением слова сладострастие, которое сам де Сад применяет к абсолютно несоблазнительным вещам, например, когда целуют в губы персонажа с гнилыми зубами или грызут зародыш, словно сырую сардину.

В общем, де Сад не заслуживает внимания. Заодно покончим и с графиней де Сегюр[4], у которой генерал Дуракин высек Торшоне, а исправник — госпожу Поповскую. Впрочем, следует признать, что когда госпожу Поповскую засовывают по пояс в люк и стегают ту часть тела, что выступает наружу, это уже начинает волновать... Но все это относится к садизму, и хотя порка может быть приятной, она представляет интерес в эротическом смысле лишь при условии, что остается любовной и совершается с согласия партнера или партнерши. Тем не менее, лично я не осведомлен о данной практике и предоставляю Графине и Маркизу самим разбираться со своим кнутом. Псевдоэротика — это книги Делли, Макса дю Вёзи и всех тех барышень, чья главная задача, очевидно, состоит в том, чтобы развить в течение дня новые комплексы у юных католичек со съемными именами. Одним из самых сенсационных (отсылаю вас к сочинениям Габриэля Фране «Мой рыцарь» и «Замок дез Авьель») стал около 1900 года комплекс дядюшки или опекуна тридцати пяти-сорока лет с рыжими усами и алыми губами, обнажающими блестящие клыки: ясно, какие опасности может таить в себе подобное орудие обольщения. Тем не менее, Фране, Делли и прочие — это псевдоэротика, поскольку все вообразимые ухищрения просто предваряют более приятные игры: например, катание на коньках с муфтой из выдры, трость, протянутая при подъеме на скалу, теннис в пикейных юбках, открывающих икры, или амазонка из черного сукна, плотно облегающего бюст, не говоря уж о несчастном случае на охоте, — все эти приемы, в действительности, служат лишь приготовлениями к католическому браку или к роскошным пожертвованиям господину кюре. Самые частые клиенты психиатров и священников — читательницы Макса дю Вёзи... или их мужья, которых они порой доводят до полного безумия, упорно отказываясь расстаться для своей же пользы с куклой, подаренной на пятнадцатилетие, и докладывают обо всем своему духовнику. Тот слышал немало других историй, но не вправе этим воспользоваться, как обычно пользуется избранный круг близких друзей. В этой связи я вынужден процитировать Монтерлана[5], который однажды сказал, правда, не помню где: «Воспитывайте в девочках силу, чтобы они могли читать все подряд: католических романов больше не будет». Псевдоэротичны сочинения Мориака. Наконец, псевдоэротичны все сочинения (а их много), где собственно эротические действия сопровождаются злобными жестами, что является абсолютным противоречием.

вернуться

4

Софья Фёдоровна де Сегюр (урожд. Ростопчина) (1799-1874) — французская детская писательница, дочь московского губернатора Ростопчина, организатора большого московского пожара в 1812 г.

вернуться

5

Анри де Монтерлан (1896-1972) — французский романист и драматург.