В учении о числе разума определяется отношение единичного разума, лежащего в природе каждого отдельного человека, к разуму всеобщему, которым одарены все люди.
Вот частные формы учения о разуме. Немногое в некоторых из них может быть наполнено знаниями, уже созданными философиею духа. С восполнением недостающего – этот труд предстоит будущему – исчерпано будет все, что когда-либо может быть узнано и сказано о разуме.
Глава II
Учение о познавании и его формы: об исследовании
I. Учение о познавании и его положение в науке. Оно естественно следует за учением о познающем и необходимо должно предшествовать учению о познаваемом. Распадение его на учение об исследовании и на учение об изыскании. Определение первого и второго. – II. Два объекта исследования – сознаваемое и совершаемое. Причина безуспешности производившихся до сих пор исследований. Три основные начала всеобщего исследования. – III. Критериум способа как общий для всего сознаваемого; его преимущества перед обычными критериями мнений и знаний. Критериум соответствия как общий для всего совершаемого. Необходимость при нем частных критериумов для отдельных областей жизни. Общее правило для нахождения этих частных критериумов. Объяснение приложения этого правила на примере образования. – IV. Необходимость для исследования теории целей и средств и теории причинной связи в мире человеческом.
I. Учение о познавании есть учение о деятельности разума, в которой выражается и раскрывается его природа; или, что то же, учение о процессах, происходящих в нем, которые оканчиваются появлением среднего и связующего между разумом и существующим вне его – разумением существующего, или истиною.
Оно является связью между учением о познающем и учением о познаваемом и составляет переход от одного к другому. Оно должно следовать за учением первым, потому, что только поняв разум, можно правильно и глубоко понять совершающееся в нем; и должно предшествовать учению о познаваемом, потому что, только научившись познавать, можно достигнуть самого познания.
Так как ранее, чем приступить сознательно к установлению правильного мировоззрения, человек уже обладает многими бессознательно усвоенными взглядами, мнениями, верованиями; то и приобретению новых истинных понятий должно предшествовать испытание понятий уже приобретенных, чтобы или удержать их – проверив, или отвергнуть – если обнаружится их ложность. Это предварительное испытание есть как бы подготовление – разума к чисто творческой деятельности и сознания – к восприятию чистой истины.
Отсюда естественно и необходимо является распадение учения о познавании на следующие две формы, вторичные в нем: на Учение об исследовании и на Учение об изыскании. Под исследованием я разумею вторичное проверяющее познание чего-либо, уже ранее узнанного; под изысканием – первичное познание чего-либо неизвестного.
Эти две формы познавания, различаясь по задачам своим, различаются и по сферам, в которых вращаются они. Так как цель исследования – изменить исследуемое через открытие и уничтожение недостатков в нем, то ясно, что ему подлежит исключительно творчество человека как единственно могущее быть усовершенствованным; а изысканию – по преимуществу творчество природы, которое может только познаваться человеком, но не исправляться им.
II. Исследовать же можно, во-первых, познанное – истинно ли оно, и, во-вторых, совершенное – хорошо ли оно. Поэтому и само учение об исследовании распадается на следующие две формы, третичные в учении о познавании: на всеобщее исследование человеческих мнений и на всеобщее исследование человеческих дел. Первое изучает сознаваемое, еще не перешедшее в жизнь; второе изучает жизнь, в которую обратилось некогда сознаваемое; так как в основе всего совершенного и совершаемого лежит правильное или ложное, ясное или смутное признание чего-либо истинным. Эти два учения обнимают собою всю область произвольной деятельности человека, могущей подлежать улучшающему изменению.
По-видимому, выполнить эти две задачи невозможно по неопределенной бесчисленности объектов изучения и по отсутствию общих и бесспорных начал, могущих послужить исходным основанием этого всеобщего исследования. И история как будто подтверждает эти сомнения. Ив самом деле, не бесконечны ли в ней оспаривания и защиты существующего в сознании и в жизни и не бесплодны ли они до настоящего времени, когда, по-видимому, ничего не осталось бесспорным? Пусть многое обличено и отвергнуто в ней, но можно ли успокоиться, что отвергнутое уже никогда не встанет, и не свидетельствует ли все, что на месте одного уничтоженного зла или заблуждения тотчас появляется другое, часто худшее и грубейшее? Где возможность избавиться от этого вечно возникающего зла и заблуждения, где средство предвидеть его и подготовиться к нему? И не породила ли критика более зла, чем добра; и более заблуждения, чем истины – разделив непримиримою враждою людей и вызвав к жизни все ослепляющие страсти? Так что не лучше ли перетерпеть неуничтожимое зло и заблуждение, чтобы в борьбе с ним не впасть в худшее?