VI. Однако отнюдь нельзя допустить того, что говорит этот философ и вслед за ним повторяет поэт, что якобы
ибо человек, конечно, есть живое существо, но высшего порядка, гораздо более отличное от всех прочих, чем различного рода другие животные различаются между собою; это доказывают многие поступки, свойственные человеческому роду. К числу свойств, присущих человеку, относится стремление к общению, или, что то же, общительность, но не всякая общительность, а именно – стремление к спокойному и руководимому собственным разумом общению человека с себе подобными: то есть то, что стоики называли «ойкейосис» [приобщением][4]. Оттого-то и не следует в качестве всеобщего правила утверждать, будто каждое животное по природе стремится только к собственной пользе.
VII. Правда, и прочие животные несколько сдерживают стремление к своим собственным выгодам, отчасти ради своей потомства[5], отчасти же ради пользы других представителей той же породы; но мы полагаем, что это проистекает в них из некоего внешнего разумного начала, так как, что касается иных их действий, не более сложных, то в них не проявляется равная степень разумности. То же самое должно сказать и о детях, у которых даже до получения ими какого-либо воспитания обнаруживается некоторая склонность к благожелательности, тонко подмеченная Плутархом, подобно тому как в этом же возрасте непроизвольно прорывается сострадание. Что же касается человека взрослого, способного действовать сходным образом при одинаковых обстоятельствах, то наряду со свойственной ему преобладающей наклонностью к общению[6], для чего он один среди всех живых существ одарен особым органом речи, следует признать присущую ему способность к знанию и деятельности согласно общим правилам; однако эти способности, свойственные человеку, свойственны отнюдь не всем живым существам, но присущи только человеческой природе.
VIII. Такое соблюдение [правил] общежития[7], изображенное нами лишь в общих чертах как присущее человеческому разуму, есть источник так называемого права в собственном смысле: к нему относятся как воздержание от чужого имущества[8], так и возвращение полученной чужой вещи и возмещение извлеченной из нее выгоды, обязанность соблюдения обещаний, возмещение ущерба, причиненного по нашей вине, а также воздаяние людям заслуженного наказания.
IX. Из такого понятия права вытекает другое, более широкое, поскольку человек перед прочими животными имеет не только способность к общению, о чем уже было сказано, но и силу суждения для оценки того, что способно нравиться или причинять вред как в настоящем, так и в будущем, а также того, что может приводить к тому и другому. Понятно, что человеческой природе свойственно, в согласии с разумом, в этих обстоятельствах руководствоваться здравым суждением и не уступать ни угрозам страха, ни соблазнам доступных удовольствий, и не предаваться безрассудному порыву; а то, что явно противоречит такому суждению, следует рассматривать как противное также естественному праву, а тем самым – и человеческой природе.
X. Сюда же относится благоразумная соразмерность в безвозмездном распределении между отдельными людьми и обществами причитающихся им благ, с оказанием предпочтения при таком наделении то мудрейшему перед менее мудрым, то родичу перед чужестранцем, то бедному перед богатым, поскольку это сообразно с действиями каждого и природой каждой вещи[9]. Издавна уже и весьма многие признают эту отрасль частью права в тесном смысле слова, между тем как это самое право в собственном смысле слова имеет весьма отличную природу, потому что оно состоит в том, чтобы предоставлять другим то, что им уже принадлежит, и выполнять возложенные на нас по отношению к ним обязанности.
4
Златоуст, «На послание апостола Павла к римлянам» (слово XXXI): «Разве мы, люди, от природы не имеем взаимной приязни к людям, когда нечто подобное свойственно даже зверям?» Смотри у него же в главе первой слова на послание к ефесеям, где он учит, что в нас от природы заложены семена добродетели. Марк Аврелий Антонин, император и великий мудрец, полагает: «Давно же достоверно известно, что мы рождены для общежития. Разве не очевидно, что худшее существует ради лучшего, а лучшее – взаимно друг для друга?»
5
Древняя пословица гласит: «Собака не ест собачьего мяса». Ювенал пишет:
Есть великолепное место у Филона в толковании на пятую заповедь, которое, если кому угодно, можно прочесть по-гречески. Я же, ввиду его пространности, здесь передам в переводе: «Люди, берите хотя бы пример с бессловесных животных, которые платят благодарностью за оказанные им благодеяния. Собаки – сторожат жилища и даже готовы поплатиться жизнью, защищая хозяина, если последний внезапно подвергнется какой-нибудь опасности. Говорят, что собаки пастуха бегут впереди стада и готовы сражаться до последнего издыхания, лишь бы хозяин остался невредим. Разве не позорнее всего то, что человек, существо самое кроткое, в чувстве благодарности уступает первенство собаке, самому свирепому животному? Если недостаточно воспользоваться примером земных животных, обратимся к природе птиц, носящихся по воздуху, чтобы хоть у них поучиться чему следует. Аисты в старости, уже неспособные летать, остаются в своих гнездах. А молодые аисты, обязанные им жизнью, так сказать, летают над сушей и морем, добывая повсюду пропитание своим родителям; последние, как приличествует их возрасту, наслаждаются покоем, изобилием и всяческими удовольствиями; молодым же в преодолении трудностей пути утешением служит сознание выполненного долга и надежда на подобное же обращение в старости со стороны своего потомства; они возмещают лишь то, что некогда получили от своих родителей. Нет каких-либо других животных, у которых ни малые птенцы в начале жизни, ни престарелые родители на исходе жизни не могли бы получить пропитание, потому что никто, кроме природы, не научил аистов питать в старости тех, кто их питал в нежном возрасте. Разве, слушая такие рассказы, не должны сгорать со стыда те, которые не заботятся о своих родителях и пренебрегают теми, кого они только и должны поддерживать не в пример прочим, тем более что, поступая таким образом, они лишь воздают то, что они обязаны возместить? Ибо все, чем пользуются дети, сначала принадлежит родителям, которые или уделяют им это непосредственно из своего имущества, или же дают им средства для приобретения». О чрезвычайных заботах голубей о своем потомстве см. Порфирия «О воздержании от мяса животных» (кн. III). О взаимных заботах некоторых морских рыб, носящих название «морской попугай», см. у Кассиодора (XI, 40).
6
Император Марк Аврелий (кн. IX) говорит: «Человек от природы склонен к благотворительности». И далее, там же: «Легче найти земное тело, свободное от притяжения к земле, нежели человека, отчужденного от человеческого рода». Он же (кн. X): «Существо, наделенное разумом, тем самым склонно к общежитию». Никита Хониат пишет: «Природа ведь внедрила и внушила нам сочувствие к нашим ближним». Сюда же относится сказанное у Августина – «О христианском учении» (кн. III, гл. 14).
7
Сенека, «О благодеяниях» (кн. IV, гл. XVIII): «Доказательством того, что чувство благодарности есть нечто само по себе желательное и ценное, служит то обстоятельство, что, наоборот, неблагодарность сама по себе есть нечто ненавистное, так как ничто до такой степени не расстраивает и не разрушает человеческое согласие, как этот порок. Разве может наша безопасность зависеть от чего-нибудь иного, как не от обязанности взаимных услуг? Только благодаря взаимности благодеяний жизнь становится благоустроеннее и обеспеченнее от неожиданных нападений. Чем бы мы стали порознь, предоставленные самим себе? Добычей и жертвой диких зверей, кровь наша лилась бы бесславно и беспрепятственно, потому что другие животные наделены достаточными силами для самосохранения. Те из них, которые от природы предназначены к бродячему состоянию и жизни в одиночку, вооружены средствами самозащиты; человек же кругом беззащитен, не имея ни когтей, ни зубов, чтобы внушать другим страх. Природа наделила его двоякими свойствами: одновременно – слабостью по сравнению с другими существами и могуществом, а именно – разумом и общительностью. Так что тот, кто в одиночку не смеет равняться ни с кем, в соединении с другими оказывается могущественнее всех. Общительность дает ему господство над всеми животными. Общение народов, живущих на суше, распространило власть человека в его пользу на царство другой стихии и дало ему господство также над морем. Оно же дает средства борьбы с болезнями, обеспечивает опору старости, дает утешение в скорбях; оно же внушает человеку мужество в превратностях судьбы. С прекращением общения людей исчезает единство человеческого рода, от которого зависит самая жизнь. Общение же прекратится, если только неблагодарность сама по себе перестанет быть чем-то ненавистным и водворится в человеческих взаимоотношениях».
8
Порфирий, «О воздержании от мяса животных» (кн. III): «Справедливость состоит в том, чтобы воздерживаться от присвоения чужого и не вредить тем, кто сам не причиняет зла другим».