Впрочем, сложности с определением кинетического наслаждения — не единственная проблема, с которой мы сталкиваемся, разбирая эпикурейскую классификацию. Довольно странным кажется и употребление Эпикуром понятия «наслаждение» по отношению к состоянию, заключающемуся просто в отсутствии страдания, т. е. к тому состоянию, которое Цицерон рассматривает как второй, статический вид наслаждения. Сложно поспорить с критическим замечанием, которое высказывает на сей счет тот же Цицерон: «или Эпикур не знает, что такое наслаждение, или этого не знает никто из смертных… всем известно, что наслаждение есть то, что, воздействуя на чувства, приводит их в движение и наполняет неким приятным ощущением»[848]. Почему бы Эпикуру не согласиться со всеми прочими философами и не назвать это состояние особым термином — ἀπονία или ἀπάθεια, вместо того чтобы, нарушая обычное словоупотребление[849], применять к нему не совсем подходящее слово «наслаждение»? Поиск ответа на этот вопрос часто приводит к спекулятивным психологическим предположениям. Нам предлагают признать, что Эпикур видит в нейтральном состоянии наслаждение только в силу своей жизнерадостной и оптимистичной натуры[850]. Но философия Эпикура — это менее всего самовыражение веселого человека. Эпикур стремился создать такое учение, которое привлекло бы массы людей, и, насколько мы знаем, добился в этом немалого успеха. Вряд ли он мог рассчитывать на этот успех, если бы ориентировался только на людей от природы жизнерадостных.
Еще одна проблема связана с определением значения кинетического и статического наслаждения для счастливой жизни. Согласно свидетельству Цицерона, высшим благом и конечной целью, с точки зрения Эпикура, служило статическое наслаждение[851]. Однако некоторые другие свидетельства противоречат или по крайней мере не очень хорошо согласуются с этим. Во-первых, в одном своем высказывании, приводимом Цицероном и Диогеном Лаэрцием, Эпикур утверждает, что он и помыслить не может иного блага, кроме наслаждений, связанных с приятными вкусовыми, слуховыми, зрительными или сексуальными ощущениями[852], т. е. тех наслаждений, которые принято считать кинетическими. Во-вторых, в предсмертном своем письме Идоменею Эпикур писал, что радость его души при воспоминании об их прежних беседах помогала ему преодолеть затяжные боли от затрудненного мочеиспускания и дизентерии[853]; а поскольку радость обычно относят к кинетическим наслаждениям, мы должны допустить, что кинетическое наслаждение иногда вполне может компенсировать отсутствие наслаждения статического.
849
Тем более что Эпикур, в отличие, например, от стоиков, всегда стремился употреблять слова в их общепринятом значении — см. Диоген Лаэрций X 31.
850
Мерлан идет в своих рассуждениях даже дальше: «Вероятно, его оптимизм был следствием реакции и сверхкомпенсации. Похоже, что Эпикур был очень болен. Не стоит ли предположить, что сутью его оптимизма был героический дух противоречия и что только благодаря этому духу жизнь становилась для него выносимей?» (
852
Там же. II 7; Диоген Лаэрций X 6: οὐ γὰρ ἔγωγε ἔχω τί νοήσω τἀγαθόν, ἀφαιρῶν μὲν τὰς διὰ χυλῶν ἡδονάς, ἀφαιρῶν δὲ τὰς δἰ ἀφροδισίων καὶ τὰς δὶ ἀκροαμάτων καὶ τὰς διὰ μορφῆς. С этим высказыванием стоит сравнить утверждение эпикурейцев, передаваемое Плутархом («Невозможно жить приятно, если следовать Эпикуру» 1091a), где единственным мыслимым благом названо уже отсутствие страдания: κακῶν ἀποφυγὴ τὸ χαρτόν ὲστι καὶ τὸ ἀγαθόν, ἄλλο δὲ οὐδὲν διανοεῖσθαί φασι.