Действительный смысл слов Эпикура становится понятен, если сопоставить их с одним местом в перипатетической «Большой этике»[899]. Автор этого произведения, основываясь на идеях Аристотеля, разбирает положение философов академической школы о том, что наслаждение не может быть благом, поскольку представляет собой процесс становления. Речь идет о наслаждениях, связанных с восстановлением организма, таких как еда и питье; по мнению академиков, это процессы, целью которых является избавление от страдания, и следовательно, благом следует считать отсутствие страдания, а не эти наслаждения. Автор «Большой этики» отвергает это мнение, и среди своих аргументов приводит следующий: по его словам, когда мы получаем удовольствие от еды, наслаждается не восстанавливающееся и принимающее пищу тело, а часть нашей души, которая в это время «действует и движется» (ἐνεργεῖ καὶ κινεῖται): «ее движение и деятельность и является наслаждением» (ή δὲ κίνησις αὺτοῦ καὶ ἡ ἐνέργειά ἐστι ἡδονή). Высказанная здесь идея восходит к Аристотелю, который, опровергая концепцию наслаждения как становления, утверждал, что наслаждение не тождественно восстановлению естественного состояния организма, но сопровождает его[900]. Что же касается отвергаемого Аристотелем и его последователями взгляда академиков, понимающих под наслаждением как движение души, сопровождающее процесс восстановления, так и само это восстановление, то он, по-видимому, отразился в том определении наслаждения, которое приводит Аристотель в «Риторике»: κίνησίν τίνα τῆς ψυχῆς καὶ κατάστασιν ἀθρόαν καὶ αἰσθητὴν ἰς τὴν ὑπάρχουσαν φύσιν («некое движение души и полное и ощутимое восстановление естественного состояния»)[901].
Терминологическая близость этих рассуждений рассматриваемой фразе Эпикура очевидна: Эпикур использует термин κατάστασις, изменяя его по своему обыкновению на κατάστημα, и так же, как и автор «Большой этики», употребляет применительно к наслаждению слова κίνησις и ἐνέργεια[902]. Таким образом, это сопоставление позволяет увидеть в высказывании Эпикура отражение его полемики со своими оппонентами о значении понятия «наслаждение». Перипатетики отделяют наслаждение в собственном смысле слова, понимаемое ими как движение и деятельность души, т. е. эмоция, от физического факта восстановления организма, который доставляет наслаждение, но при этом сам наслаждением не является. Эпикур же вслед за академиками включает в свое понятие наслаждения не только эмоциональный, но и физический аспект[903]: наслаждение для него, с одной стороны, — это физическое явление, пассивный механический процесс в организме, заключающийся в восстановлении или поддержании естественного его состояния, с другой же стороны — это активная эмоциональная реакция души.
900
«Никомахова этика» 1173b7: καὶ λέγουσι δὲ τὴν μὲν λύπην ἒνδειαν τοῦ κατὰ φύσιν εἲναι τὴν δ’ ἡδονὴν ἀναπλήρωσιν. ταῦτα δὲ σωματικά ἐστι τὰ πάθη. εἰ δή ἐστι τοῦ κατὰ φύσιν ἀναπλήρωσις ἡ ἡδονὴ ἐν ὧ ἡ ἀναπλήρωσις τοῦτ’ ἄν καὶ ἥδοιτο, τὸ σῶμα ἄρα. οὐ δοκεῖ δέ. οὐδ ἔστιν ἄρα ἡ ἀναπλήρωσις ἡδονὴ ἀλλὰ γινομένης μὲν ἀναπληρώσεως ἥδοιτ’ ἄν τις.
901
Об «академическом» характере этого определения см.:
902
Мы считаем, что во фразе Эпикура: ἡ δἐ χαρὰ καὶ ἡ εὐφροσύνη κατὰ κίνησιν ἐνερτεία βλέπονται — речь идет о движении и деятельности души — такая интерпретация позволяет объяснить, почему Эпикур упоминает здесь только наслаждения души и ничего не говорит о наслаждениях тела.
903
Правда, как мы уже говорили выше, Эпикур в отличие от академиков связывал этот физический аспект не только с процессом, но и с результатом восстановления — благодаря этому он, не отказываясь от академической концепции физического аспекта наслаждения, освобождал себя от той критики, которую адресовали гедонистам академики (утверждая, что наслаждение не может быть благом, поскольку представляет собой становление) и которая привела к отрицанию физической стороны наслаждения в школе Аристотеля.