О пределах добра и зла. Парадоксы стоиков

Все рассмотренные факты, с нашей точки зрения, свидетельствуют о том, что эпикурейская концепция наслаждения отличается от того, как ее изображают Цицерон и Диоген Лаэрций. Эпикур далек от того, чтобы увидеть наслаждение в нейтральном состоянии — в состоянии, когда отсутствует и страдание, и обычное позитивное наслаждение. Нет у Эпикура и всех тех противоречий, в которых обвиняет его Цицерон и которые связаны с разделением наслаждений на кинетические и статические. Создается впечатление, что Цицерон и Диоген пытаются навязать Эпикуру это разделение, вычитывая его в тех фразах, где речь шла совсем о другом: Диоген находит подобную мысль в предложении, где на самом деле говорилось о физической и эмоциональной стороне любого наслаждения, Цицерон же, в свою очередь, вычитывает эту идею в двух характеристиках наслаждения — как отсутствия страдания и как приятного движения, воспринимаемого чувствами. Приписав Эпикуру противопоставление двух видов наслаждения, Цицерон стремится увидеть его и в некоторых других высказываниях философа. Например, Торкват в первой книге «О пределах блага и зла», сразу после своего утверждения о двух видах наслаждения цитирует слова Эпикура: «Высшее же наслаждение, по Эпикуру, достигается освобождением от всякого страдания, так что после этого наслаждение может разнообразиться и видоизменяться, но не может расти или увеличиваться»[912]. Согласно Торквату, в этой фразе Эпикур говорит о том, что высшей формой наслаждения является статическое наслаждение, и когда оно достигнуто, чувственные кинетические наслаждения могут только разнообразить его, но не могут увеличивать[913]. Однако, как справедливо замечают Гослинг и Тэйлор[914], в самой по себе фразе Эпикура ничего не сказано о кинетических и статических наслаждениях — мы можем обнаружить в ней этот смысл, только если с самого начала будем считать, что Эпикур противопоставлял два этих вида наслаждений. С нашей точки зрения, данное изречение скорее можно сопоставить с одним утверждением Эпикура в его письме Менекею: «Самая простая снедь доставляет не меньше наслаждения, чем роскошный стол, если устраняется боль от нужды»[915]. Здесь Эпикур объясняет свою идею о том, что величина наслаждения определяется только избавлением от боли и полным удовлетворением желаний и не зависит от того, каким образом это желание удовлетворено — ту идею, которую мы разбирали выше, когда пытались объяснить значение эпикурейского понятия ἀπονία. Именно этот смысл и несла в себе фраза Эпикура, приводимая Цицероном, и только лишь убежденность в том, что «избавление от страдания» у Эпикура — это не характеристика любого наслаждения, а обозначение особого наслаждения — статического наслаждения «в покое», позволила Цицерону увидеть в ней противопоставление двух разных видов наслаждений[916].

Если у Эпикура не существовало никакого разделения наслаждений на кинетические и статические, возникает вопрос, откуда тогда почерпнули эту идею Цицерон и Диоген Лаэрций. Стоит заметить, что между текстами Цицерона и Диогена есть несколько безусловных параллелей и помимо сообщения о классификации наслаждений: например, оба автора приводят одинаковые перечни расхождений между Эпикуром и киренаиками[917]; кроме того, и Диоген, и Цицерон одинаково передают аргумент, которым, по их словам, пользовались эпикурейцы, доказывая, что конечной целью является наслаждение[918]. Все это позволяет нам предположить, что Диоген и Цицерон пользовались в изложении эпикурейской этики источниками, относящимися к одной и той же доксографической традиции; из этих источников они и почерпнули информацию о разграничении кинетического и статического (или «катастематического») наслаждений. Что это была за доксографическая традиция и каким образом в ней создавался миф о кинетическом и статическом наслаждении, можно увидеть, обратившись к тексту Цицерона.

912

omnis autem privatione doloris putat Epicurus terminari summam voluptatem, ut postea variari voluptas distinguique possit, augeri amplificarique non possit (I 38). Ср. Эпикур «Главные мысли» III (текст приведен нами в прим. 43) и XVIII: οὐκ ἐπαύξεται ἐν τῆ σαρκὶ ἡ ἡδονή, ἐπειδὰν ἅπαξ τὸ κατ’ ἔνδειαν ἀλγοῦν ἐξαιρεθῆ, ἀλλὰ μόνον ποικίλλεται.

913

Ср. такую же интерпретацию этих слов в II 10 (говорит Цицерон, опровергающий учение эпикурейцев): ista varietas quae sit, non satis perspicio, quod ais, cum dolore careamus, tum in summa voluptate nos esse, cum autem vescamur iis rebus, quae dulcem motum afferant sensibus, tum esse in motu voluptatem, qui faciat varietatem voluptatum, sed non augeri illam non dolendi voluptatem, quam cur voluptatem appelles, nescio.

914

Gosling J. C. B., Taylor C. C. W. The Greeks on Pleasure. P. 377.

915

οἱ γὰρ λιτοὶ χυλοὶ ἴσην πολυτελεῖ διαίτη τὴν ἡδονὴν ἐπιφέρουσιν, ὅταν ἅπαξ τὸ ἀλγοῦν κατ’ἔνδειαν ἐξαιρεθῆ (130).

916

Многие исследователи вслед за Цицероном и Плутархом («Невозможно жить приятно…» 1088c) считают, что во фразе Эпикура οὐκ ἐπαύξεται ἐν τῆ σαρκὶ ή ἡδονή, ἑπειδὰν ἅπαξ τὸ κατ’ ἒνδειαν ἀλγοῦν ἐξαιρεθῆ, ἀλλὰ μόνον ποικίλλεται союз ἑπειδὰν имеет временное значение — «после того как боль от недостатка устранена, наслаждение плоти не будет увеличиваться, но только разнообразится». Тогда действительно можно увидеть в данной фразе противопоставление особого наслаждения от отсутствия страдания иным, позитивным наслаждениям и понять ее следующим образом: «после того как наступает статическое наслаждение, кинетическое наслаждение не будет его увеличивать, а будет только разнообразить». Однако указанное нами параллельное место из «Письма Менекею» делает такую интерпретацию невозможной. Из него следует, что Эпикур имеет в виду в первую очередь наслаждения от еды и питья, а в подобных случаях, после того как наступает насыщение, вряд ли можно говорить не только об увеличении наслаждения, но и о его разнообразии — если человек продолжает есть после того, как он насытился, это скорее приведет к боли, нежели к наслаждению. В примере с едой и питьем, таким образом, «разнообразие» наслаждения должно не следовать после избавления от страдания, а предшествовать ему и определяться тем средством (той пищей или теми напитками), с помощью которого утоляют голод и жажду. Следовательно, союз ἑπειδὰν, как и ὅταν в «Письме Менекею» (130), можно понимать только как условно-причинный: «в том случае, если боль устраняется, наслаждение не увеличивается, а разнообразится»; например, величина наслаждения от утоления голода не зависит от того, какой именно пищей мы его утоляем, и изысканная пища только привносит в это наслаждение разнообразие, но не увеличивает его.

917

Ср. Цицерон «О пределах блага и зла» I 55 сл. и Диоген Лаэрций II 89—90; X 136—137.

918

Ср. Цицерон «О пределах блага и зла» I 30 и Диоген Лаэрций X 137.