Осип выпроводил Гришу и сел к шкафу перебирать карточки. Ему это быстро наскучило, и он решил почитать о твердоедах. Открыл Инский справочник, нашел статью. До чего куцая! Твердоедские стойбища были сосредоточены в основном в дельте реки Орь. Жители промышляли ловлей моржей и тюленей, из которых готовили до пятисот разных блюд. Осип вдумался в эту цифру. Ничего себе! Какая удивительная изобретательность! Твердоедский язык состоял из семи диалектов, содержал цокающие и чокающие звуки, двадцать семь аффрикат, восемь зубно-губных согласных, десять дифтонгов и пять гласных. Что это еще за чертовщина? Как с ними объясняться? Чокать, цокать, дудеть? Одна надежда на Гришу. Этот заболтает кого хочешь.
В день отъезда снег валил так густо, что когда Осип добрался до управы, он был похож на сугроб. Гриша с задумчивым видом топтался на крыльце.
- Порошит, - заметил он. - Всегда так на Масленицу.
Осип резкими движениями обметал веником козликовый полушубок.
- Сани поданы! - воскликнул Гриша. Осип оглянулся и сначала ничего не понял: к крыльцу мчалась собачья свора. Потом, присмотревшись, он увидел деревянную волокушу, на которой сидел небольшого роста мужичок.
- Какого черта?! - воскликнул Осип. - Я на собаках не поеду!
- Пешком пойдешь? - спросил Гриша. - Не советую. Двадцать верст как-никак, и все по целине. Садись, не бойся. Довезут собачки.
И Осип сел на волокушу. Стоявший последним в правом ряду серый кобель обернулся и внимательно посмотрел на Осипа. Тот замахал руками и закричал: фу, фу! Гриша пристроился рядом.
Медленно, ужасающе медленно тащились они по городу. Осипу казалось, что его позор видят все. Собачья упряжка! Старый полушубок! Мужичок этот - то ли леший, то ли еще какой дух. Гриша с блаженной миной на румяном лице. Вот это наказанье так наказанье. Молодец, Рыбин!
Они выехали из Инска в снежную степь. Низкорослые деревья завалило по самую макушку еще в ноябре, и теперь кругом была безупречная гладь, без единого бугорка и ямки. Собаки добросовестно тянули волокушу, из пастей валил пар. Вскоре Осип задремал, и ему показалось, что серый кобель опять обернулся к нему и сказал:
- Как приедешь, не тронь мяса. И воды не пей.
- А как же тогда? Вдруг жажда?
- Жуй снег.
Но не на того нарвался серый кобель! Осип не станет слушать глупые собачьи советы. Ему начальство что велело? Достойно представить управу! Тут нельзя ударить в снег лицом. Если подадут кушанья, он не будет вертеть носом.
- Ну и зря! - сказал серый кобель. - Тебе же хуже! Дурак.
И дальше побежал. Только алый язык мотается.
В пути они останавливались дважды, давая отдых собакам. Осип понятия не имел, как мужичок находит верный путь среди снегов. Нигде не было ориентиров. Северное солнце завязло в густых тучах. Снег продолжал падать, но уже не хлопьями, а мелкой колючей крупой. Ветер крепчал.
Неуклонно темнело, а твердоедское стойбище так и не показалось на горизонте. Гриша бормотал незнакомые молитвы, в которых то и дело поминался батюшка Кощей Бессмертный и присные его. Осип от нечего делать сочинял сонет, но рифмы не подбирались, нужные слова не шли на ум.
- Долго еще? - спросил Осип мужичка. - До ночи успеем?
- Ото ж! - откликнулся тот.
Собаки побежали чуть быстрее. Ветер принес слабый запах дыма. Наконец на горизонте показались серые точки, в которых угадывались жилища твердоедов. Твердоеды по кочевой традиции не возводили домов для каждой семьи. У них был один спальный дом для всех, молельня и трудовая хата, где мужчины чинили охотничье снаряжение, женщины ткали ковры, а дети сновали между сидящими, с хохотом перекидывая друг другу тающий снежок.
Мужичок остановил собак, не доехав до стоянки полуверсты.
- Слезай! - сказал Гриша, вытягивая из-под себя холщовую котомку.
- Эй, почему? Там снег по пояс. Везите дальше!
Мужичок лихо развернул собак и поехал обратно.
- Стой! - закричал ему вслед Осип. - Вернись, сволочь!
- Он домой спешит, - примирительно сказал Гриша. - А мы добредем, немного осталось.
Наст под ногой был твердым, как паркет, и если бы не свежий снег, идти по нему было бы почти приятно. Осип и Гриша приблизились к трудовой хате, и вдруг их что-то оттолкнуло, словно невидимая гигантская нога отвесила им пинок.
Осип встал и еще раз шагнул к хате. Его ударило сильнее, чем в прошлый раз: голова загудела, колени подломились.