Когда академические круги избавились от галстуков, радиоактивной проблемой стали расовые вопросы, смертельные для всех, кто прикасался к ним без чрезвычайной осторожности. Разговоры о роли наследственности в 10 и человеческом поведении стали считаться недопустимым оскорблением. Любой, кто решался заговорить на эти темы, не осуждая подобные взгляды, рисковал прослыть расистом. Обвинение в расизме, пусть даже абсолютно ложное, могло стать причиной для запрета академической деятельности. Но этого почти никогда не случалось, потому что профессора и преподаватели были достаточно разумны и осторожны, чтобы воздерживаться от подобных шагов, по крайней мере публичных. Даже личные разговоры велись очень осмотрительно.
Корни подобного неприятия уходят очень глубоко и, если отставить в сторону истерию 1970-х годов, имеют в себе разумное зерно. Социальный дарвинизм и евгеника, произошедшие из сочетания несостоятельной биологии и правой нативистской идеологии, стали проклятием естественных наук в начале XX века. Их развивали в 1930-е годы в Советском Союзе, в его доламарковский период. Они сыграли печальную роль в чудовищных преступлениях, совершенных нацистами в 1930-1940-е годы. Отчасти из-за реакции на подобное недостойное использование биологии, отчасти по причине лабораторных успехов бихевиоризма как доминирующего направления психологии ученые-социологи начали избегать концепции инстинктов, генетики и эволюционной теории в своих объяснениях человеческого поведения. В 1970-е годы такое «чистое» отношение к мозгу защищало социальные и гуманитарные науки от биологических бурь и гарантировало их независимость как двух из трех столпов просвещения.
Вследствие этого социобиология воспринималась не как интеллектуальный ресурс, на что я всегда надеялся, но как угроза самому мировоззрению «чистого листа». Еще хуже было то, что небольшой, но очень громогласный сегмент интеллектуальной элиты видел в ней угрозу марксистской идеологии. Отвергая социобиологию, эти критики стремились дать совершенно новое и неверное определение данного термина. В популярных средствах массовой информации социобиология преподносилась как теория о том, что человеческое поведение определяется генами или, по крайней мере, испытывает их значительное влияние — в противоположность обучению. Конечно, сегодня такое предположение считается верным, но и в 70-е годы у него имелось множество веских доказательств. Но, несмотря на все доказательства, это вовсе не то, чем социобиология являлась изначально или чем она является, по мнению ученых, сегодня. Социобиология — это научная дисциплина, системное изучение биологической основы всех форм социального поведения организмов, в том числе и людей. Рабочие теории социобиологии охватывают даже возможность существования мозга как «чистой доски», признавая, что для того, чтобы избавиться от врожденных предрасположенностей, потребуется значительная эволюция, затрагивающая множество генов. Другими словами, теория чистой страницы является в высшей степени социобиологической идеей, хотя и ошибочной.
Споры вокруг социобиологии проистекали из смеси непонимания, подозрений и обид. Такое отношение убедило меня в том, что я не сумел адекватно объяснить значимость этой дисциплины для понимания человеческого поведения. Заключительную главу книги «Социобиология: Новый синтез» следовало развернуть в целую книгу. Нужно было глубже заглянуть в поведенческую генетику, более убедительно раскрыть вопросы культуры и обсудить некоторые более общие философские и социальные вопросы, которые поставила социобиология. Нужно было дать уверенный ответ на основные возражения, основанные на политической идеологии и религиозных убеждениях. И вот, в попытке достичь этих целей, в 1977 году я сел писать книгу «О природе человека», которую вы держите в руках. Книга была в общем благожелательно встречена, что принесло мне глубокое облегчение. Она и по сей день весьма популярна.
Эдвард О. Уилсон Лексингтон, Массачусетс, июнь 2004
Вот несколько книг, написанных для широкой аудитории. Они помогут вам проследить путь развития человеческой социобиологии (эту науку чаще называют эволюционной психологией) за те двадцать пять лет, что прошли со дня публикации моей работы «О природе человека».