Глава 7. АЛЬТРУИЗМ
«Кровь мучеников — семя церкви». Этими леденящими душу словами теолог III века Тертуллиан выразил фундаментальную причину человеческого альтруизма. Они говорят нам о том, что цель жертвы — возвысить одну группу людей над другой. Щедрость без надежды на взаимность — это редчайшее и самое драгоценное человеческое поведение, тонкое и с трудом поддающееся определению, распределенное очень избирательно, окруженное ритуалами и обстоятельствами, почитаемое и вознаграждаемое орденами и эмоциональными восхвалениями. Мы считаем священным истинный альтруизм, чтобы вознаградить его, и тем самым делаем его менее истинным, но в то же время стимулируем его развитие в других людях. Короче говоря, человеческий альтруизм полон загадок и несет в себе ожидаемую двойственность млекопитающих.
Как млекопитающих, нас восхищают и удивляют экстремальные формы самопожертвования (муравьи не нашли бы в этом ничего примечательного). Во время Первой и Второй мировых войн, войн в Корее и Вьетнаме ордена Почета часто присуждались людям, которые бросались на пулеметы, чтобы защитить товарищей, бросались на спасение друзей на поле боя и спасали их ценой собственной жизни или принимали другие экстраординарные решения, которые приводили к тому же фатальному концу. Такое альтруистическое самоубийство — высочайший акт смелости и, конечно же, заслуживает самой высокой государственной награды. Но в таком поведении остается великая загадка. Что происходит в сознании этих людей в момент отчаяния? «В ситуациях подобного рода важную роль всегда играет личное тщеславие и гордость, — писал Джеймс Джонс в книге «Вторая мировая война». — ...Острое возбуждение боя часто приводит человека к добровольной смерти, чего в обычных обстоятельствах он постарался бы избежать. Но в ситуации абсолютного, неизбежного конца, когда смерть стоит совсем рядом, всего в нескольких ярдах, и смотрит на тебя, может возникнуть состояние предпоследнего национального, социального и даже расового мазохизма — состояние жаркого, радостного, почти сексуального наслаждения и страсти, которое заставляет человека сделать последние несколько шагов. Абсолютная роскошь наконец плюнуть на все и больше не париться»{161}.
Уничтожающее сочетание здравого смысла и страсти, о котором часто говорят люди, побывавшие на поле боя, это просто экстремальное явление, находящееся вне огромного множества мелких импульсов смелости и щедрости, которые объединяют общества. Возникает соблазн на этом и остановиться и счесть чистейшие элементы альтруизма проявлением лучшей стороны человеческой натуры. Пожалуй, можно было бы даже сказать, что сознательный альтруизм — это высшее качество, которое отличает человека от животных. Но ученые не склонны восхвалять какое бы то ни было явление. Именно в более глубокий анализ альтруизма социобиология в ее сегодняшнем состоянии может внести серьезнейший вклад.
Я сомневаюсь, чтобы какое-то высшее животное, например орел или лев, когда-нибудь получило бы орден Почета по облагороженным критериям, принятым в нашем обществе. Однако определенный альтруизм они проявляют довольно часто, и формы его вполне понятны человечеству{162}. Альтруизм этот распространяется не только на потомство, но и на других представителей того же вида. Некоторые мелкие птицы, например зарянки, дрозды и синицы, предупреждают сородичей о приближении ястреба. Они припадают к земле и издают характерный тонкий, пронзительный свист. Хотя акустика предупреждающего сигнала такова, что обнаружить его источник затруднительно, сам по себе этот свист кажется весьма жертвенным. Птице, которая заметила хищника, было бы разумнее не выдавать своего местоположения, а просто затаиться в тишине.
Возможно, самыми альтруистичными млекопитающими после человека являются шимпанзе. Они не только делятся мясом после совместных охот, но еще и усыновляют детенышей. Джейн Гудолл наблюдала три подобных случая в заповеднике Гомбе-Стрим в Танзании. Осиротевшие детеныши были усыновлены взрослыми братьями и сестрами. Особенно интересно (по теоретическим причинам, о которых мы вскоре поговорим) то, что альтруистическое поведение демонстрировали ближайшие родственники, а не опытные самки, имеющие собственных детенышей, ведь они могли бы обеспечить сирот молоком и дать им более адекватную социальную защиту.