Непосредственной иллюстрацией передвижения как крайней меры служит модель согласования причастий прошедшего времени в романских языках. Причастие прошедшего времени, скажем, во французском языке, не согласуется с неподвижным прямым дополнением, но согласуется, если объект передвигается, как, например, в относительной конструкции:
(35)
Jean a mis(* е) la voiture dans le garage
‘Жан поставил(*Agr) машину в гараж’.
(36)
La voiture que Jean a mise dans le garage
‘Машина, которую Жан поставил(-fAgr) в гараж (букв.:
Машина, которую Жан имеет поставленной в гараж)’.
Следуя классической теории причастного согласования Кейна (Каупе 1989), мы можем считать, что согласование включается тогда, когда объект проходит через позицию, структурно близкую к причастию прошедшего времени (в формализованных терминах, позицию спецификатора согласовательного ядерного элемента, связанного с причастием). Таким образом, соответствующая репрезентация должна иметь вид (37), где t и t’ суть «следы» передвижения (об этом понятии см. ниже). Но дело в том, что прямое дополнение может пройти через эту позицию транзитом, но не может остаться в ней: (38), где объект выражен в пред-причастной позиции, — неграмматичное предложение:
(37)
La voiture que Jean a t’ mise t dans le garage
‘Машина, которую Жан поставил -f Agr в гараж’.
(38)
*Jean a la voiture mise t dans le garage
букв. ‘Жан имеет машину, поставленную в гараж’.
Почему так? Как всякое субстантивное выражение, прямое дополнение должно получить падеж, и надо полагать, что оно получает аккузатив в своей канонической позиции объекта (или во всяком случае в позиции, расположенной ниже, чем причастный глагол). Стало быть, причин передвигаться выше у него нет и (38) исключается потому, что это «бесполезное» передвижение. С другой стороны, в (37) объект, как относительное местоимение, не может не передвинуться далее на левую периферию предложения, ибо только так он сможет законным образом пройти через позицию, которая вызывает согласование причастия прошедшего времени.
Подход к передвижению как к крайней мере подразумевает, что подлинно факультативного передвижения не бывает. Это обстоятельство заставило заново проанализировать случаи видимой факультативности, в результате чего нередко вскрывались тонкие различия в интерпретации. К примеру, так называемая «инверсия субъекта» в итальянском и других языках с опущением субъекта, которая прежде анализировалась как полностью факультативный процесс, как оказалось, с необходимостью предполагает фокусную интерпретацию субъекта в поствербальной позиции либо топикальную интерпретацию, сигнализируемую интонационной паузой и снятием интонационного выделения (Belletti 2001):
(39)
Maria те lo ha detto ‘Мария мне это сказала*.
Me lo ha detto Maria
‘Мне это сказала Мария (-fFoc)’.
Me lo ha detto, Maria
‘Мне это сказала, Мария (+Тор)\
6.3. Неинтерпретируемые признаки
Деривационная и репрезентационная экономия — обе нашли отражение в идее о том, что синтаксическое передвижение всегда продиктовано целью устранить неинтерпретируемые элементы и свойства. Типичным показателем, который рассматривается как неинтерпретируемый, является структурный падеж (номинатив или аккузатив): элемент, несущий показатель номинатива в английском языке, способен нести любую тематическую роль (агенс, бенефактив, экс- периенцер, пациенс/тема) и даже не нести никакой роли вовсе, как в (40 е):
(40)
Не invited Магу
‘Он пригласил Мэри’.
Не got the prize ‘Он получил приз’.
Не saw Магу
‘Он увидел Мэри.
She -was invited/seen by John
‘Она была приглашена/увидена Джоном’.
е. There -was a snowstorm ‘Была метель’.
Аккузатив столь же безразличен к интерпретативным аргументным свойствам:
(41)
I expected [him to invite Mary]
I expected [him to get the prize]
I expected [him to see Mary]
I expected [her to be invited/seen by John]