АБ и ЛР: В разговорах со специалистами по другим дисциплинам нас иногда спрашивают: каковы достижения современной лингвистики? Можно ли сформулировать какие-то результаты, не прибегая к формальному языку, который делает их недоступными для широкой публики?
НХ: Есть понятные вещи, которые нетрудно проиллюстрировать, как, скажем, свойства wh-перемещения; они очень яркие и многие из них нам на каком- то уровне понятны, например, разграничения Хуанга и островные эффекты [50] и даже более сложные вещи, вроде паразитических пробелов и т. д. Даже самые простые примеры могут послужить иллюстрацией довольно сложных моментов. Я иногда использую примеры, подобные сложным адъективным конструкциям (английский язык для этого подходит хорошо, лучше, чем другие языки со сложными адъективными конструкциями). Эти примеры неплохо иллюстрируют последовательное циклическое движение в группе предиката, хотя ничего видимого нет, там пустой оператор. Но факты ясны, и видно, что это такие же факты, какие можно видеть в вопросах с wh-словом; можно сформулировать принципы, которые дают интерпретирующие факты в предложениях вроде John is too stubborn to talk to ‘Джон слишком упрям, чтобы разговаривать с ним’. Имеется предостаточно такого стабильного материала, для которого легко подобрать примеры; можно сформулировать какие-то принципы, что-то известное об общих принципах. Тот факт, что существует компонент, который каким- то образом связан со структурой непосредственных составляющих, и компонент, который каким-то образом связан со смещенностью, это, по-моему, достаточно ясно, как и то, что они обладают различными свойствами — различными семантическими и различными формальными свойствами. То же, если перейти к фонологии. Так что точно имеется внушительная масса вещей, которые можно представлять на публичных лекциях; я бы сказал, для любой аудитории — от учащихся средней школы до студентов и широкой публики. Довольно легко донести до них этот материал — уверен, вы именно так и делаете, — чтобы они поняли и даже увидели глубинные принципы. Таким образом, есть много нетривиальных ответов. А с другой стороны, если искать аксиоматическую систему, то такой не существует в природе, впрочем, и в любой другой науке этого делать не стоит. Я имею в виду, что если кто-нибудь спросит вас, каковы достижения биологии, то можно только дать организованную систему, в которой будет представлен естественный отбор, гены, результаты Менделя и современная генетика, ну и т. д., а затем можно все проиллюстрировать.
АБ и ЛР: Минималистская программа побудила исследователей переосмыслить основания своей работы и тем самым предложила свежий взгляд на старые проблемы, открыла новые вопросы и пр. С другой стороны, программа сама для себя выбирает эмпирическую область на основании своих жестких критериев и тем самым оставляет за своими рамками значительную часть того, из чего прежде состояло «учение». Неизбежно ли это? Считаете ли вы, что это желательно?
НХ: Было бы хорошо подвергнуть все минималистской критике, но это достаточно трудно; ведь ничто не выдерживает эту критику, ни в какой области. Так что стоит вам посмотреть на что-либо, взять самое лучшее, самое авторитетное исследование, и спросить: «А могу я это объяснить только на основании читаемости на стыке?» — ответ будет отрицательным. Это верно для большинства элементарных вещей вроде соответствия звук—смысл: это основные данные, которыми пользуются люди, вот этот звук соответствует вот этому смыслу, у всех это базовые дескриптивные данные. Но минималистским критериям, по крайней мере жестким, это не удовлетворяет. Жесткий минималистский критерий бы гласил: «Выражение должно быть читаемым и с точки зрения звука, и с точки зрения смысла; но если при этом надлежащим образом получается пара, то это надо объяснить». Вам не дается этих исходных фактов, для этого потребовалось бы множество куда более разнообразных условий, налагаемых извне; на самом деле, не думаю, чтобы это можно было постулировать как набор внешних условий, поскольку для того чтобы узнать, что пара составлена верно, необходимо узнать практически все. То есть каким-то образом даже простой исходный факт, который лингвисты на протяжении тысяч лет принимали как базовую предпосылку своей науки, не доступен при минималистском истолковании. Нужно попытаться это объяснить, нужно показать, что оптимальное решение независимого обеспечения читаемости с точки зрения звука и с точки зрения смысла даст вам верную интерпретацию John is easy to please ‘Джону легко угодить’, а не какую-то более простую интерпретацию.