Итак, мы подошли к вопросу: в каком состоянии находятся психические содержания, когда они пребывают вне связи с сознательным эго? (Эта связь конституирует все то, что может быть названо сознанием.) В соответствии с принципом, получившим название "бритва Оккама", — entia praeter necessitatem non sunt multiplicanda (не следует усложнять существование сверх необходимости) — наиболее осторожным выводом будет следующий: когда некое содержание становится бессознательным, ничего не меняется, за исключением связи с сознательным эго. По этой причине я отвергаю точку зрения, согласно которой бессознательные в короткий момент времени содержания имеют сугубо физиологическую природу. Ей недостает убедительности; к тому же психология неврозов дает поразительные доводы в пользу противоположного. Достаточно вспомнить о случаях раздвоения личности, automatisme ambulatoire (Психический автоматизм (фр.) — Прим. ред.) и т.п. Данные, полученные как Жане, так и Фрейдом, указывают на то, что в бессознательном состоянии все продолжает функционировать точно так же, как если бы это происходило в сознании. И восприятие, и мысль, и чувство, и воление, и намерение — как будто за этим стоит некий субъект; действительно, существует немало случаев, — например, упомянутое выше раздвоение личности, - когда второе эго обнаруживает себя, соперничая с первым. Подобные проявления, казалось бы, говорят о том, что бессознательное фактически является "подсознательным". Но из некоторых наблюдений — иные из них были известны уже Фрейду - ясно, что состояние бессознательных содержаний несколько отличается от сознательного состояния. Скажем, чувственно окрашенные комплексы в бессознательном не изменяются таким же образом, как в сознании. Хотя такие комплексы могут обогащаться ассоциациями, они не поддаются коррекции, а сохраняются в изначальной форме, что несложно установить на основании постоянного и единообразного их воздействия на сферу сознания. Так, они принимают характер неподвластного вмешательству и принудительного автоматизма, от которого можно избавиться только с их осознанием. Последняя процедура справедливо рассматривается как один из важнейших терапевтических факторов. В итоге подобные комплексы - предположительно, в меру их оторванности от сознания — приобретают, посредством самоамплификации, архаический и мифологический характер, а, значит, и определенную нуминозность, что явственно просматривается в случаях шизофренической диссоциации. Нуминозность, однако, полностью выходит за рамки осознанной воли, поскольку вводит субъекта в состояние одержимости, то есть безвольного подчинения.
Эти особенности бессознательного состояния очень сильно контрастируют с тем, что происходит с комплексами в сознании. Здесь они поддаются коррекции: они теряют свой автоматический характер и могут быть существенно трансформированы. Они лишаются своего мифологического покрова и, вовлекаясь в адаптационный процесс, протекающий в сознании, претерпевают персонализацию и рационализацию, пока, наконец, не становится возможным их разностороннее обсуждение[48]. Очевидно, что бессознательное состояние, в конечном счете, отличается от сознательного. Хотя, на первый взгляд, процесс в бессознательном протекает так, как если бы это происходило в сознании, с возрастанием диссоциации он вновь нисходит на более примитивный (архаически-мифологический) уровень, приближаясь по своему характеру к лежащему в его основании инстинктивному паттерну поведения и приобретает отличительные качества инстинкта: автоматизм, неуправляемость, реакция по принципу "либо/либо" и т.д. Прибегнув к аналогии со спектром, мы можем сравнить понижение уровня бессознательных содержаний со смещением в сторону края красной области цветовой шкалы — сравнение тем более поучительное, поскольку красный цвет, цвет крови, всегда означал эмоцию и инстинкт[49].
Таким образом, бессознательное является иной средой, чем сознание. В околосознательных областях мало что меняется, поскольку здесь чередование света и тени слишком стремительно. Но именно эта "ничейная земля" имеет для нас неоценимую значимость, если мы хотим дать ответ на вопрос о тождественности психе сознанию. Здесь явственно видно, насколько относительно бессознательное состояние; настолько, в сущности, что возникает искушение прибегнуть к понятиям вроде "подсознательного", чтобы определить более темную область психе. Но столь же относительно и сознание, так как оно охватывает не только сознание как таковое, но и целый диапазон его интенсивности. Между "я делаю это" и "я осознанно делаю это" — бездна несоответствий, иногда вплоть до явных противоречий. Стало быть, существует сознание, в котором преобладает бессознательное, равно как и сознание, в котором господствует осознание "я". Этот парадокс станет вполне понятен, как только мы уясним, что в сознании нет такого содержания, о котором можно было бы с абсолютной определенностью сказать, что оно всецело осознанно[50], потому что это с необходимостью требовало бы немыслимой всецелости сознания, а это, в свою очередь, предполагало бы столь же немыслимую полноту и совершенство человеческого разума. Итак, мы приходим к парадоксальному выводу, что нет такого сознательного содержания, которое не было бы в то же время в каком-то другом отношении бессознательным. Может быть, не существует также и бессознательного анимизма (psychism), который не был бы в то же время сознательным[51]. Последнее предположение сложнее доказать, чем первое, поскольку наше эго, единственная инстанция, способная проверить такого рода утверждение, является точкой соотнесения для всего сознания и не имеет такой же связи с бессознательными содержаниями, а потому не может судить об их природе. Коль скоро речь идет об эго, их можно, с точки зрения любых практических целей, считать бессознательными, но это не означает, что они неосознанны для него в каком-то другом отношении, поскольку эти содержания могут быть известны эго в одном аспекте и неизвестны — в другом, когда они причиняют разлад в сознании. Кроме того, существуют процессы, в которых не усматривается какая-либо связь с сознательным эго и которые вместе с тем кажутся "представляемыми", или "квазисознательными". Наконец, существуют случаи, когда обнаруживается, как мы убедились, присутствие бессознательного эго, а, значит, второго сознания, хотя это, скорее, исключения[52].
В сфере психического компульсивная модель поведения уступает место вариативности, обусловленной опытом и волевыми актами, то есть сознательными процессами. Таким образом, относительно психоидного, рефлекторно-инстинктивного состояния психе предполагает ослабление уз и неустанное уклонение от автоматизма в пользу "избирательных" модификаций. Этот отбор осуществляется частично в рамках сознания, частично вне его, то есть независимо от сознательного эго, а, следовательно, бессознательно. В последнем случае процесс является квазисознательным, как если бы он был "представляемым" и сознательным.
48
При шизофренической диссоциации таких изменений в сознательном состоянии не существует, потому что комплексы принимаются сознанием не полностью, а фрагментарно. Вот почему они так часто появляются в первоначальном архаическом состоянии.
49
У Гете красный цвет имел духовное значение, однако это соответствовало его учению о чувствах. Мы можем предполагать, что в основе этого лежали идеи алхимиков и розенкрейцеров, например, красная тинктура и карбункул. См. Психология и алхимия, пар. 335, 454, 552.
51
За явным исключением психоидного бессознательного, так как оно включает вещи, не способные осознаваться и являются только "квазипсихическими".
52
В этой связи я должен упомянуть, что Мейер связывает наблюдения такого рода с подобными явлениями в физике. Он говорит: "Отношение дополнительности между сознанием и бессознательным побуждает нас, однако, к другой физической аналогии, а именно, необходимости строгого применения "принципа соответствия". Это может дать ключ к "строгой логике" бессознательного (логике вероятности), которую мы так часто ощущаем в аналитической психологии и которая побуждает нас думать о "расширенном состоянии сознания"". "Moderne Physik - Moderne Psychologie", p.360.