Прослеживается определенная аналогия с животным миром. Мы уже говорили, что во время брачных сезонов («праздников») у животных повышается вокальная активность. Причем носит она ярко выраженный сексуальный характер: голосовые звуки самцов направлены на половое возбуждение самок.
Фактически то же мы наблюдаем и в человеческом обществе. Во время праздничных периодов люди чаще и поют (= ревут) и смеются (= ржут). Аналогия продолжается и дальше: эротические вокализации исходят преимущественно от мужчин, назначение вокализаций — сексуально возбудить женщин. Ср. в этой связи характеристику хороводных песен, сделанную Гейлером из Кайзерсберга: «<...> распеваются позорные и гнусные песни, чтобы воспламенить женский пол к безнравственности и бесстыдству» (Фукс 2001: 680).
Соотнесенность эротических песен с праздничным временем можно в равной мере распространить вообще на все формы эротического фольклора (пословицы, поговорки, скороговорки, прибаутки, сказки, загадки), а также и на разговорную речь, если она изобилует матерными словами, сексуальными образами, намеками на половую сферу. Короче говоря, любая форма воплощения эротики в слове соответствует главной идее праздника.
Историческую последовательность развития вербальных праздничных вокализаций можно выразить, видимо, следующим образом. Первоначально это простейшие матерные слова, затем — вербальные эротические образы с включенными в них подобными словами и, наконец, культурный вариант — эротические образы, в которых матерные слова отсутствуют, но наличествуют разной сложности намеки и метафоры сексуального характера. Последний вариант в основном и представлен в современных праздниках.
Двойственный характер носит та часть вербальной эротики, где фигурируют матерные слова. От этих слов и ее название — «матерщина». Ее семантика совершенно отчетливо указывает на сексуальную ситуацию. В первооснове это праздник. Воспринимаемая в таком контексте матерщина часто вызывает смех, который при этом со всей очевидностью выступает как реакция полового возбуждения{97}. В традиционной несексуальной ситуации (будни) матерщина обычно воспринимается в качестве знака агрессии. (Подобную двойственность реакций на коммуникативные знаки с сексуальной окраской мы видим и в животном мире. Так самка животного реагирует на «заигрывания» самца: в брачный период это удовольствие, вне брачного периода — насилие.) Поэтому матерщину можно рассматривать и как смеховую область речи (см.: Буй В. Русская заветная идиоматика: Веселый словарь крылатых выражений. М., 1995), и как «поле брани» (см.: Жельвис В. И. Поле брани: Сквернословие как социальная проблема в языках и культурах мира. М., 1997). Однако же генезис матерщины и ее семантика, как указывалось выше, приводят нас к архаичному празднику. Из него она и происходит. Следовательно, смехо-сексуальное значение матерщины — первично, а агрессивное — вторично. Матерная речь даже может быть по праву названа «праздничной речью», а матерные слова — «праздничными словами»{98}.
Хотя мы и отметили выше, что в современных праздниках вербальная эротика носит преимущественно культурный характер, однако часто еще можно встретить и матерщину.
Матерщина в своей основе — это речь. Как всякая речь, матерщина выделяет человека из природы. Тем не менее под речью зачастую имеется в виду не вся языковая область, а только та ее часть, которая занесена в словари. Она отражает принятые культурные нормы и поэтому называется «нормативной». Таким образом, вся речь делится на две большие части: нормативную и ненормативную. В России последняя часть сексуальна по своей сути, так как под ней обычно подразумевается матерщина{99}. Две данные части речи — антиподы. Следовательно, по объему они должны быть примерно равны (в идеале — строго равны) друг другу. Это мы и видим на практике. Любое достижение в культурной половине тождества приводит к появлению похожих по форме «достижений» в другой половине (ср. пародии с сексуальной подоплекой на литературные шедевры, популярные песни и т. п.){100}.