В последней частушке предполагается, что девка — во власти своей вульвы, волю которой она выполнила. В сказке «Солдат сам спит, а хуй работает» герой — солдат — тоже говорит о своем пенисе как о самостоятельном существе: «Экой блудливой шельма! Ну, надую ж ему бока; не станет он у меня шляться по чужим дырам» (Афанасьев 1997: 160).
«Философия» матерщины выражена здесь, разумеется, самыми общими штрихами, но и по ним очевидно, что матерщина противостоит культуре. Налицо оппозиция «культурное — сексуальное».
Во многих произведениях эротического фольклора мы видим разоблачение культуры. Матерщина «срывает маску» с культуры и показывает, что за ее внешней благопристойностью на самом деле скрываются сексуальные мотивы. В пародиях на поэмы «Евгений Онегин» и «Горе от ума» герои только тем и занимаются, что совокупляются:
101
Данный пассаж по-своему специфичен — его звучание напоминает хохот. Об этом свидетельствуют как форма отдельных речевых единиц: звуки «ха», «хо» и отчасти «ху», так и темп их произнесения. Следовательно, речь и хохот здесь сближаются в вокальном отношении. Если же учесть, что данный речевой фрагмент имеет сексуальную смысловую окраску, а смех в «сексуальной ситуации» — это сигнал полового желания, то и знаковость их (речевого фрагмента и смеха) в подобном контексте почти что одинакова.
Установлено, что человеческая речь представляет собой серии коротких выдохов-слогов, сменяющих друг друга со скоростью в среднем 0,2 с (см.: МЭ 1973—1982/Ι: 1036). Но примерно такова же и скорость отдельных выдохов при смехе (см.: Provine 2001: 57). Можно предположить, что прерывистые звуки «го-го-го» легли когда-то в основу дыхательной архитектуры речи (на смену короткому вдоху следует гораздо более длинная по времени серия прерывистых выдохов), а согласные «г» и «х» явились самыми древними из всего арсенала согласных звуков, издаваемых человеком (их произнесение представляется наиболее естественным и простым). Ранее мы говорили о повышении двигательной активности губ и языка у некоторых видов обезьян при половом возбуждении. Все эти физические компоненты, необходимые для производства речи, вполне могли получить развитие у древнего человека во время его брачных периодов, то есть праздников.
Речь имеет гораздо большее отношение к сексу, чем это может показаться на первый взгляд. Прежде всего одна ее часть, ненормативная (и, вероятно, самая древняя), состоит преимущественно из сексуальных слов и выражений. Далее, огромное количество нормативных слов часто используется в сексуальном смысле — как обозначения гениталий и полового акта. И наконец, речь — главное средство для установления сексуального контакта, причем в большинстве случаев — для настройки женщины мужчиной на половой акт.
102
См., напр.: Reinach 1996. Впервые эта работа была опубликована в начале XX в. Краткий обзор основных трудов, затрагивающих тему ритуального смеха, сделал В. Я. Пропп, см.: Пропп 1976: 174-204.
103
Ср. у Фрейденберг: «Дальше, в связи с новым культом земли-родильницы, в семантику "смеха" вводится и новый элемент, фаллический, оргиастический» (Фрейденберг 1997: 93).
104
В танцах многих примитивных народов часто совершенно откровенно имитируется совокупление. Вращение тазом остается широко распространенным танцевальным элементом и в настоящее время.
Особую категорию в этом отношении составляют парные танцы. Их неприкрытое подражание половому акту более чем очевидно. (Продолжительность парного танца, в свою очередь, соотносится с продолжительностью полового акта: в среднем — несколько минут.) Парный танец нередко так и воспринимается. Он может до такой степени сексуально возбудить, что некоторые женщины способны ощутить нечто подобное коитусу со своим партнером (см.: Ellis 1936/Ι: ΙΙ 57). Как отмечает Гавелок Эллис, данное состояние переживается теми женщинами, которые тратят большое количество энергии в танцах, испытывая от этого не утомление, а счастье и облегчение. Знаменательно, что после вступления в половые отношения девушки несколько охладевают к танцам (см.: Там же).