Как и во многих других случаях, продолжая применять все приёмы и ухватки дипломатии вильгельмовских времён, гитлеровская клика действовала всё же с такой бесцеремонностью, с такой наглостью, с открытым применением таких коварных и жестоких мер, что ничего подобного Европа за последний период своего существования, конечно, не видела. У гитлеровцев дипломатия и война всегда сливались воедино. Это не только потому, что гитлеровцы нападали без объявления войны, бросались на свою жертву из-за угла, даже не трудясь придумывать предлоги и изобретать претензии. Дипломаты гитлеровской Германии уже задолго до прямого начала военных действий выступали как застрельщики и разведчики германской армии. Руками подосланных террористов туземного или импортного происхождения они убивали наиболее для них вредных (как им казалось) деятелей страны, на которую собирались напасть. Так умертвили они министра Французской республики Барту, короля Югославии Александра, австрийского канцлера Дольфуса. Они взрывали мосты и вокзалы, следуя традициям императорской Германии, как делали ещё в Канаде в 1916 г. агенты и шпионы фон Папена, пребывавшего в то время в Вашингтоне в качестве военного атташе имперского правительства. Фон Папен был тогда ещё "неведомым избранником", простора желанного он ещё не имел; всё же пришлось отозвать его за слишком уж рискованную оперативность и расторопность. Нужно было дождаться водворения гитлеровского режима в Германии, чтобы дать Папену возможность делать то, что он и принялся делать в качестве посла в Австрии, готовя удушение австрийской самостоятельности, или впоследствии будучи германским послом в Турции. Он организовал здесь восстания курдских племён; он наблюдал с безопасной дистанции взрывы таинственных бомб во время своих невинных прогулок по улицам Анкары и подсылал агитаторов-поджигателей в Ирак и Иран, в Сирию и Палестину.
В то время как фон Папен старался "углубить" в Малой Азии национальное самосознание курдов и подстрекнуть их на попытку отнять у турецкого правительства мосульскую нефть, - на западном конце Европы гитлеровская дипломатия чутким ухом уловила неслышное никому до тех пор пробуждение национального чувства... в кельтах, населяющих западные департаменты Франции. Кельты, т. е. бретонцы и отчасти нормандцы, вплоть до того момента, как внешнеполитический отдел национал-социалистской партии в Берлине возымел к ним сострадание, даже и не подозревали, в каком унизительном положении они находятся. В самом деле, французы, это "негроизированное племя", государство "мулатов", по определению Гитлера, осмеливаются держать под своей властью кельтов, чистейших арийцев, сохранивших на берегу Ламанша и Атлантического океана непорочность арийской расы. Уже ранней весной 1934 г. в Мюнхене был основан Союз пробуждающихся кельтов во главе с чиновником гестапо Фридрихом Шмитцем. Союз получил субсидию от внешнеполитического отдела национал-социалистской партии и немедленно открыл в городе Ренн, во французской Бретани, Центральный комитет национальной бретонской партии. Французские газеты обратили внимание на то, что в Ренн наехало и тотчас же вступило в новоявленную партию очень много немцев. Но гитлеровцы нашли средства успокоить французскую прессу. Газеты примолкли. Зато реннский Центральный комитет обзавёлся своим органом "Бретонская нация", к вот что можно было прочитать в номере этой газеты от 17 июня 1934 г.: "Будем же сражаться вместе, чтобы в ближайшей войне Бретань стала свободной и самостоятельной. Франция стремится к войне. Бретонцы, внимание! Разобьём цепи, которыми нас сковывает Франция!". Всё это творилось открыто, на глазах безмятежно созерцающих французских властей. Но дело этим не ограничилось. Германское посольство в Париже создало и финансировало террористическую секцию национально-бретонской партии "Гвенн-га-ду"; и вот по Бретани в 1935-1939 гг. прокатилась волна железнодорожных крушений, взрывов памятников и отдельных зданий и т. и. Ни малейшего отклика в бретонском народе это "движение", конечно, не вызвало. Но после капитуляции Франции в 1940 г. немцы, при услужливом пособничестве правительства Виши, поспешили посадить в Бретани подходящих квислингов в качестве её "излюбленных людей" и представителей. О подрывной работе гитлеровцев в 1938-1940 гг. в Эльзас-Лотарингии и говорить не приходится. Много работали на Корсике, но уже не только подрывники Гитлера, а также и агенты Муссолини... Движение автономистов на Корсике оказалось таким яге искусственным, как в Бретани. Все эти неудачи не помешали германской дипломатии создать в Париже легализированный в 1936 г., но существовавший и раньше Центральный комитет национальных меньшинств Франции. Он должен был объединить всех этих внезапно народившихся автономистов. Но прилежнее и с наибольшим успехом этот комитет занялся организацией еврейских погромов в Аляшре и Тунисе. Ещё успешнее велось дело погромов "внешнеполитическим отделом национал-социалистской партии" в английских протекторатах и прежде всего в Палестине и северной Аравии. Особенно любовное внимание и официальная гитлеровская дипломатия (Министерство иностранных дел) и официозная ("внешнеполитический отдел национал-социалистской партии") уделяла всегда марокканским делам. В октябре 1934 г. в Берлине с большой помпой открылась "конференция мусульманских общин" под председательством одного из непримиримейших врагов Франции, марокканского вождя Абд-эль-Вахаба. Конференция провозгласила, что свою "свободу" Марокко, Тунис, Аляшр получат только при победе Германии над Францией. Во Франции знали обо всём этом. Но когда французским правителям, начиная с Думерга, продолжая Лавалем и кончая Даладье, докладывали об этом невероятном по наглости, небывалом по безнаказанности, открытом походе против Франции, об этой подрывной работе по расчленению государства, министры отвечали на это только усиленными арестами коммунистов как в Париже, так и в Северной Африке, да жалобами на коварство Москвы.