Слабость позиции Кидерлен-Вехтера заключалась в том, в чём всегда таится опасность для всякого, кто пытается применить политику запугивания без серьёзного намерения осуществить свои угрозы. Хорошо, если противник испугается. Но что делать, если он пренебрежёт угрозами? Между тем волнение в Европе возрастало: германские и французские ценности на мировых биржах летели вниз с головокружительной быстротой. Вильгельм II уехал в свою обычную морскую прогулку в северные воды, категорически воспретив продолжать угрожающие жесты в Агадире и где бы то ни было. Кидерлен-Вехтер решил сам начать конфиденциальный разговор с Камбоном. Не согласится ли Франция за Марокко отдать Германии своё Конго? Камбон, переговорив с Парижем, ответил: нет, не согласится. Кидерлен-Вехтер положительно терял голову, не зная, что предпринять. Вдруг грянул гром с совсем неожиданной стороны.
В Лондоне с первого же момента появления "Пантеры" в Агадире истолковали этот жест как прямую угрозу немцев начать войну с Францией, если французы не отдадут им части Марокко с самим Агадиром. Кабинет Асквита решил противиться этому всеми мерами. Во-первых, англичане вовсе не желали, чтобы немцы обосновались на западном берегу Марокко, на морских путях, связывающих Англию с её африканскими владениями. Во-вторых, сэр Эдуард Грей, английский министр иностранных дел, прекрасно понимал, что одной из целей германского угрожающего жеста является желание доказать французам, что Англия бессильна поддержать их в столь решающий момент, а поэтому и вся Антанта - бесполезный для французов "дипломатический инструмент". Британское правительство неофициально запросило Меттерниха, германского посла в Лондоне, что означает посылка "Пантеры" в Агадир. Но Меттерних и сам толком ничего не знал, поэтому он отделался какими-то пустейшими фразами. Тогда кабинет Асквита решил больше не медлить. Предостеречь Германию мог ещё предатель и купленный шпион Зиберт, старший советник русского посольства в Лондоне. За служебное усердие он награждался русскими орденами и чинами, но одновременно состоял на шпионской службе у германского правительства. Обязанности Зиберта сводились к тому, чтобы не только передавать в Германию из русского посольства копии всех входящих и исходящих бумаг, но и подслушивать все разговоры, записывать их и доставлять эти записи в Берлин своим хозяевам. 19 июля Зиберт имел разговор с английским послом в Петербурге Никольсоном. Тот сказал ему, что если Германия в самом деле захватит Агадир, то дело примет очень серьёзный оборот, ибо Англия сочтёт, что её жизненно важные интересы находятся под угрозой. Зиберт аккуратно записал эти слова тотчас после разговора 19 июля, но его информация уже не успела вовремя дойти до германского правительства.
21 июля 1911 г. состоялся торжественный банкет у лондонского лорд-мэра в его дворце Меншен-Хаузе. В качестве почётного гостя, представителя правительства, там присутствовал канцлер казначейства Ллойд Джордж. За столом он произнёс свою знаменитую речь, прогремевшую по всей Европе как сигнал тревоги. Не называя Германии, не упоминая имени "Агадир", Ллойд Джордж заявил, что если в вопросе, затрагивающем интересы Англии, кто-нибудь думает действовать так, как если бы Англия не существовала, то такой человек жестоко ошибается. Мир - драгоценная вещь, но есть нечто ещё дороже - это честь и достоинство страны. Таким образом, Ллойд Джордж предупреждал Берлин, что если Германия нападёт на Францию из-за Марокко, англичане немедленно объявят немцам войну. Впечатление от этой речи было потрясающим, и больше всего, конечно, в Германии. В некоторых городах Западной Германии, например в Кёльне, в банках и сберегательных кассах образовались большие очереди вкладчиков, торопившихся на всякий случай получить обратно свои вклады. Переполох на берлинской и парижской биржах поднялся неописуемый. В германской социал-демократической прессе, даже в тех её органах, которые отнюдь не склонны были бороться против империалистической политики, сказывались растерянность и недовольство. Вести на убой миллионы людей из-за какого-то Агадира представлялось слишком чудовищным. Появился плакат, изображавший чёрта с рогами и хвостом, куда-то бегущего с картой Марокко подмышкой; под плакатом было подписано: "Пусть заберёт он Марокко!".