Проснувшись, я вскакиваю в кровати и пытаюсь перевести дыхание. Мамин запах стал еще хуже. Он проникает в мое убежище даже сквозь закрытую дверь. Я не могу снова уснуть и вспоминаю книгу, которую дала мне Сэм. Я достаю ее из ранца и открываю. На первой странице красными чернилами написано: 'Дэнни, я в тебя верю. Люблю, Сэм', а потом десятизначный номер — ее номер в Вентуре. Я чувствую, как у меня подступают слезы, но не позволяю себе расплакаться. Снова и снова перечитываю то, что написала Сэм. Разбираю каждое слово.
Верю.
Люблю.
Я изучал множество слов — легких, сложных. Но эти два кажутся мне незнакомыми. Я пытаюсь начать читать, но постоянно возвращаюсь к надписи красными чернилами. Затем наконец закрываю книгу и плачу, пока не приходит сон.
Ранец собран, кровать заправлена. Пока чищу зубы, я чувствую, будто не могу их вычистить, словно стоит лишь открыть в доме рот, как его тут же заполняет густой запах смерти. Я уже однажды вдыхал этот запах. Так пах лебедь, на которого мы с Картером наткнулись возле Кемпер-парка. У несчастной птицы остались нетронутыми почти все белые перья, ноги сохранили ярко-оранжевый цвет, но смерть все равно ее настигла — пусть и совершенно не так, как мою мать. Тогда стоял запах сырого, гнилого старого картона, но со сладкими нотками. И теперь запах, похожий на вонь, исходящую от использованной зубной нити и не смывавшегося миллион раз унитаза, грозящий испачкать мне зубы и впитаться в язык, тоже почему-то отдает этой сладостью.
Прежде чем спуститься вниз, я планирую каждый свой шаг. Беру ранец и, набрав в грудь воздуха, выхожу. Я изнываю от голода. Мне нужно что-нибудь съесть, но в доме меня ничто не удержит, и уж тем более ничто из того, что лежит в холодильнике. Проходя мимо столовой, я замечаю черничные 'Поп-тартс', которые все еще лежат на бумажной тарелке. Я хватаю их — последний кусочек любви, на которую сподобилась мама, — и бросаю в мусорное ведро, после чего беру из буфета еще четыре и выбегаю через переднюю дверь. Съем их по дороге в школу, потом запью водой из питьевого фонтанчика.
— Удачного дня, Дэнни, — кричит мистер Артуэлл с крыльца, когда я перехожу улицу.
Я вздрагиваю, но машу ему рукой, а потом бегу к путям. На секунду мне кажется, что я оставил раздвижную дверь незапертой, а то и вовсе открытой. Я не могу допустить, чтобы мистер Артуэлл учуял запах мамы. Я останавливаюсь и собираюсь повернуть назад, когда слышу звук приближающегося поезда.
Не может быть, чтобы она осталась открытой. Ладно еще незапертой, но не открытой точно. Из своего дома он ничего не унюхает. Это только я такой гиперчувствительный. Гиперчувствительный. Г-И-П-Е-Р-Ч-У-В-С-Т-В-И-Т-Е-Л-Ь-Н-Ы-Й. Гиперчувствительный.
В кино трупы вообще не пахнут по несколько недель.
Да, но с такой-то жарой…
Конкурс уже послезавтра. После школы придумаю, что сделать с этим запахом.
Но что именно?
Поезд грохочет все громче, я припускаю к путям, на бегу открывая 'Поп-тартс'.
Возвращаться домой я не спешу. Бреду вдоль велодорожек за школой, потом захожу в 'Хозяйственный магазин Хадсона'. Денег у меня нет, да там и не продается ничего из того, что мне нужно, но в магазине работает кондиционер и всегда хорошо пахнет. Деревом и свежей краской. Мистер Хадсон дважды спрашивает меня, не подсказать ли мне что-нибудь, а потом я замечаю огромный рулон полиэтилена. Я не знаю точно, для чего он предназначен, но мне в голову приходит жуткая мысль завернуть в него маму, чтобы приглушить запах. Я иду домой искать мамин кошелек.
Когда прихожу, мистера Артуэлла, как ни странно, снаружи нет. Заставить его уйти с крыльца могут лишь две вещи, если не считать естественной нужды и ухода за лужайкой, — это истощение запасов сигарет или пива и игра в бинго. Но даже зал, где играют в бинго, не разлучит его с выпивкой. Всем известно, что он проносит туда закрытые стаканчики с выдохшимся пивом, но никто не делает ему замечаний, потому что мистер Артуэлл — это вам не среднестатистический пьяница. Конечно, он, может, и не расстается с выпивкой, но пьяным его не увидишь. Никогда. Он пьет по чуть-чуть, и не более того. Может растянуть один бокал на весь день, с полудня до самого вечера. И к вещам, способным увести мистера Артуэлла с крыльца, я бы причислил вечерние сериалы по телевизору. Со всеми этими мелодиями в голове никто не рождается.